Ричард Длинные Руки - монарх - Гай Юлий Орловский

Одна из красоток улыбнулась так, словно уже чувствует мои ладони на ее булочках, я невольно остановился, ненавижу обижать женщин невниманием.

— Леди Марсилин, — сказал я заговорщицки, — вы готовы?

— К чему?

— Танцевать.

Она чарующе улыбнулась.

— Я с вами готова не только к танцам.

Чувствуя понятную неловкость, никто из нас не любит, когда перехватывают инициативу в таких делах, посмотрел в ее ясные чистые глаза. Она ответила взглядом, что я король, человек занятый государственными заботами, потому могу без лишних в таких случаях обязательных церемоний, но для некоторых уж точно необязательных.

Я улыбнулся как можно радостнее.

— Леди Марсилин, я это запомню.

— Надеюсь, — ответила она, но что-то в ее голосе дало мне понять, женским чутьем уловила, дескать, ничего не запомню и забуду о ней раньше, чем дойду до своего места за столом.

А вот назло не забуду, сказал я себе сердито, а вот сегодня же… но понимал с холодком, что ничего подобного не случится. Не до лядей.

Когда я вышел на крыльцо, там уже стоял верховный лорд Джеральд Бренан, а теперь еще и скромный служащий в команде Куно Крумпфельда, мрачно рассматривает слуг, выкатывающих из подвала бочки с вином.

— Вижу, — заметил я, — вы не слишком пируете. Хочется удрать?

Он оглянулся, торопливо поклонился.

— Ваше Величество…

— Вино слабое? — спросил я.

Он сдержанно улыбнулся.

— Нет, все хорошо, Ваше Величество. Но сэр Куно запретил.

— Изверг, — сказал я с сочувствием.

— Да и вообще, — сказал он, — в таком новом деле как никогда нужны ясные головы. Иначе такого можно наломать…

Он вдруг заулыбался и подтянул живот. Мужчины, что поблизости, как один приосанились и сделали значительные лица, кроме того, все приятно улыбаются и смотрят мимо меня.

Я еще не успел обернуться, как всего коснулось и облекло животное тепло, словно уже я под теплым одеялом и ко мне прижато разогретое женское тело. Ощущение настолько знакомое, что повернулся, уже зная, кого увижу.

Бабетта подходит сияющая, с нежной белой кожей, растерявшей прошлый загар, но все так же налита солнцем, золотые волосы, частью убранные в башенку, свободно падают на плечи, радостно горят чистым золотом, лицо стильное, полные и чуть вытянутые вперед губы туго налиты сладким красным соком, жемчужные губы сверкают в счастливой улыбке.

Она с ходу бросилась мне на шею, влепила звучный поцелуй, нимало не стесняясь окружающих, и все поняли, как я видел краем глаза по их лицам, что это дружеский, даже родственный поцелуй.

— Рич, — сказала она нежным щебечущим голосом, — я просто с ума схожу от радости. Ты вернулся!

— Ты не поверишь, — ответил я, — но я тебе тоже рад.

Она улыбнулась моим лордам.

— Это он так шутит. Он вообще такой шутник, такой шутник… Лорды, вы не против, если я его украду у вас на несколько минуток?

По их лицам видно, что против, еще как против, но не из-за потери их лорда, да пусть он сейчас хоть провалится, всем до свинячьего писка жаль лишаться ее общества.

— Пойдем, — сказал я, — допрошу с пристрастием. Друзья, я ненадолго. Удавлю и вернусь.

Она улыбнулась им, и они все расцвели улыбками, даже те, у кого каменные морды треснут, если попробуют изобразить улыбку, даже они смотрят на нее счастливыми глазами.

Я взял ее за локоть и отпустил только, когда мы оказались в моем кабинете. Она подняла локоть, получилось очень эротично, подула, вытянув губы, на то место, где остался след от моих пальцев.

— Ты все такой же яростный, — сказала она с восхищением. — Где бы я ни бывала, всегда чувствовала твои ладони на моем теле. Под платьем, конечно.

— Садись, — велел я, — и давай признавайся.

— В чем?

— Во всем.

Она капризно надула губы.

— Это будет очень долго.

— Харчами обеспечу, — пообещал я.

Она внимательно смотрела, как я творю и расставляю на столе изящные фужеры. Я постарался блеснуть, вообще с Бабеттой я всегда в ударе, потому фужеры получаются со стенками тоньше пленки мыльного пузыря, не видно вовсе, даже страшновато, когда красное вино возникает в двух-трех дюймах над столом, поднимается, ограниченное чем-то незримым.

— Это необычно, — признала она, — ты таких еще не делал.

— Расту, — объяснил я многозначительно. — И не только в умении создавать фужеры.

— Фужеры?

— Фужеры, бокалы, — ответил я. — Не должны дамы пить из кубков, как мужчины и лошади.

— А из чаш?

— И даже из чаш, — сказал я твердо. — Неизящно.

Она улыбнулась.

— А в чем ты еще вырос, Рич?

— Ну да, — ответил я. — Ты восхитительна, Бабетта. Но меня и раньше было не просто так расколоть. А чтоб вот так взял и начал выбалтывать то, что нужно кому-то, а не мне, такому замечательному…

Она рассмеялась.

— Да, ты все такой же кремень. Даже в постели не проговаривался. Зато я всегда рассказывала все, без утайки!

— Тогда мы квиты, — ответил я мирно, — за твое здоровье, Бабетта!

Она осторожно взяла фужер за тонкую ножку, некоторое время держала в руке, внимательно рассматривая, сделала крохотный глоток и, как знаток, некоторое время покатала во рту, прислушиваясь к ощущениям.

Я наблюдал из-под приспущенных век, прикидываясь полностью расслабленным и отдыхающим.

— Прекрасное вино, — сообщила она после паузы, — и создаешь его без особых усилий, вижу. А можешь еще парочку таких же сотворить… вон на том столике возле постели?

— Собираешься лечь? — спросил я.

Она взглянула с упреком.

— Рич! Я же спросила, не можешь ли создать два фужера.

— Понятно, — ответил я. — Тогда и всяких пирожных… И мороженого.

— От мороженого я вообще в восторге, — призналась она. — Чтоб в такую жару и такое чудо…

Творить еду, даже самую изысканную, все легче, теперь не нужно очень старательно вспоминать все оттенки, достаточно сказать «круассан» или вспомнить, как когда-то один раз в гостях попробовал нечто непонятно изысканное, то могу и моментально на стол, потому сейчас творил легко, быстро, улыбаясь и показывая, что вовсе не надрываюсь.

— Что, — спросил я, — неужто моя скромная персона начинает тревожить его императорское величество?

Она в удивлении приподняла брови.

— Почему так решил?