Электрический идол - Кэти Роберт

И почему приехала сама? Вряд ли она сможет прикинуться потом ни в чем не повинной, если устроит здесь сцену.

Эрос отодвигается, и у меня возникает странное чувство, что он освобождается на случай, если придется что-то предпринять. Однако он берет меня за руку под столом и переплетает наши пальцы.

– Мама.

– Сын. – Ее улыбка становится шире, как у хищника, почуявшего добычу. – Ты не отвечал на мои звонки.

– Я вчера женился. Думаю, меня можно простить. Ты как никто другой знаешь, как свадьба может изменить чью-то жизнь.

– Хм-м. – Она подается вперед и окидывает меня критичным взглядом. – Не могу понять, почему ты выбрал ее. Без преувеличений любая другая дочь Димитриу была бы лучше, даже та дикая. Она… – Афродита заливается низким, гортанным смехом. – Да посмотри на нее.

Меня не задевает ее оскорбление. С тех пор, как мы приехали в Олимп, я выслушала множество оскорблений. Я не вписываюсь в их узкое определение красоты, а в ближайшем окружении Тринадцати предостаточно тех, кто ставит себе легкую цель критиковать меня за полноту при каждой встрече. Людей, чье мнение меня действительно волнует, могу пересчитать по пальцам одной руки, и Афродита точно не входит в их число.

Но Эрос напрягается, его тон становится натянутым.

– Тебе пора уходить, мама.

– Не пора, пока не закончу. – Она берет со стола бокал с вином и лениво делает глоток.

Как бы я ни старалась, не удается сдержать смешок. Неужели она и правда такая ограниченная? Она бросает на меня хмурый взгляд, и чувствую, что должна пояснить, хотя бы чтобы увидеть выражение ее лица.

– Может, вам задрать юбку и помочиться ему на ногу? Добьетесь того же результата.

– А ты грубиянка, не так ли?

– Предпочитаю, чтобы меня называли честной.

– А мне, честно говоря, плевать, что ты предпочитаешь. – Она со звоном ставит бокал на стол, и в этот момент я осознаю, что мы привлекли к себе внимание всех присутствующих. Чудесно.

Продолжаю улыбаться, хотя это непросто. Не хочу улыбаться этой женщине. Хочу выплеснуть бурбон ей в лицо и поджечь спичкой. Сила этих жестоких мыслей едва не лишает меня концентрации. Я не из тех, кто позволяет эмоциям взять верх, но, с другой стороны, еще никогда не оказывалась перед человеком, который хочет получить мое сердце на блюде.

У нее помада в цвет крови.

Афродита смотрит на Эроса, который по-прежнему сильно напряжен. Она вздыхает.

– Видимо, каждый ребенок должен пройти этап бунтарства. У тебя он просто поздно наступил.

– Хватит.

Она не обращает на него внимания.

– Порой роль матери заключается в том, чтобы спасать своих детей от самих себя. – Афродита поправляет платье. – Я убирала бардак после Эроса с тех пор, как он был ребенком. Тут то же самое.

Бардак. Будто он решил потонуть в грязи по собственной воле, а не потому, что его туда толкнул единственный во всем клятом городе человек, который должен был его защищать. Теперь она повторит это снова и потом сделает вид, будто оказывает ему одолжение, а не преследует собственные эгоистичные цели.

Во мне закипает ярость.

– Афродита. – Я не повышаю голос, но это ни к чему.

Она замирает и смотрит на меня. Я не заставляю ее долго ждать.

– Не стоит не принимать в расчет желания своего сына. Попытки разрушить мою репутацию скажутся и на нем.

– Не бросайся угрозами, которые не можешь исполнить, девочка. Теперь ты плаваешь среди крупной рыбы. – Ее улыбка становится шире. – Репутация моего сына должна быть меньшей из твоих забот. Вдовец вызовет всеобщее сочувствие, особенно – если в брак его затащила маленькая самонадеянная шлюха.

Вдовец.

Моя маска спадает.

– Но мы женаты.

– Не понимаю, что это меняет. – Афродита переводит взгляд с меня на Эроса и заливается смехом. – О, милые наивные дети. Вы всерьез думали, что этого свадебного фарса достаточно, чтобы изменить твою судьбу? Это всего лишь несущественная помеха. Наслаждайся моим сыном, пока можешь, Психея. Эта ошибка вскоре будет исправлена. – Она разворачивается и выходит из бара, приковав к себе взгляды посетителей.

Черт.

– Да что б тебя! – Эрос напрягается. – Нам нужно уезжать отсюда. Сейчас же.

Я продолжаю улыбаться, потому что мы снова оказались в центре внимания.

– Мы пока не можем уехать.

– Психея.

– Мы счастливая пара, – медленно говорю я, не прекращая улыбаться. – Пускай твоя мать этого не одобряет, но не ее симпатию мы пытаемся завоевать.

– Завоевать симпатию? Да кого, черт подери, волнуют чьи-то симпатии? Она только что сказала… – Эрос делает вдох, потом еще один. Проходит маленькая вечность, и я уже думаю, что окончательно его упустила, но Эрос откидывается на спинку дивана. Не спешу выдыхать с облегчением, но близка к этому. Он подносит наши переплетенные пальцы к губам и целует мои костяшки.

– Я обеспечу твою безопасность, – бормочет он.

Помогите мне боги, ведь я верю ему. Думала, что испытывала страх, когда сидела напротив Эроса в том захолустном баре и слушала, как он мне угрожал. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, что чувствую сейчас. Афродита не остановится. Возможно, я и есть милое наивное дитя, потому что пребываю в потрясении. Я была готова перейти черту и бороться за свою репутацию.

Не думала, что она не отступит от плана меня убить.

– Брак должен был все изменить.

– Я думал, что изменит. – Его слова звучат тихо и напряженно. – Я был уверен, что этого будет достаточно, чтобы ее остановить. Но это неважно. Мы найдем выход. Теперь у тебя есть я, и будь я проклят, если позволю кому-то хоть пальцем тебя тронуть.

Мне хочется верить ему. Хочется отчаянно, до дрожи. И отчаяние вынуждает меня сказать:

– Ты так и не сказал, что от этого получишь.

Он смотрит на меня, и я взмахиваю рукой.

– От свадьбы, от этого обмана.

– Я думал, это и так очевидно. – Эрос снова касается костяшек моих пальцев губами. – Я получаю тебя.

Глава 22

Эрос

Мы выпиваем еще по бокалу, я оплачиваю счет и отвожу Психею домой. Она ни на секунду не позволяет себе выйти из публичного образа, но вижу, как она напряжена. И все из-за моей матери. Я понимал, что в конце концов она что-то предпримет, но такого не ожидал. Афродита намерена следовать первоначальному плану. Не знаю, стал ли мой брак с Психеей для нее последней каплей, но не буду уговаривать ее отойти от края.