Нервные государства - Уильям Дэвис

В начале XX века, проводя юность в довоенной Вене, Хайек обзавелся противоречивым отношением к традиционному академическому образованию. Его отец был доктором, но всегда мечтал быть ботаником, и он стал рассматривать университетскую карьеру как предмет своих стремлений. Однако найти конкретную область, что смогла бы удержать внимание Хайека, не удалось. В школе у него имелся некоторый интерес к биологии, в особенности к теории эволюции Дарвина, но в большей степени он тянулся к практическим видам занятий вроде скалолазания и театра. Хайек разделял интеллектуалов на два разных вида: на «мастеров своей темы», имеющих авторитет в определенной области знаний, и «головоломов», которые играют с проблемами, но не всегда хорошо знают предмет. Себя он, не сомневаясь, причислял ко вторым.

Его неоднозначное отношение к университетам и профессиональным знаниям впоследствии повлияло на основы его философии. Как теоретик, Хайек восхищался ролью интеллектуалов в обществе и считал, что идеи определяют и принципы законодательства, и общественное здравомыслие. С другой стороны, он очень опасался – вплоть до паранойи – потенциала, которым они и эксперты обладали в части создания и оправдания основанных на тирании политических систем. В конечном счете его труды сводятся к защите практических навыков и инстинктов, характерных для бизнесменов, и атакам на заносчивость экспертов и теоретиков, претендующих на понимание функционирования общества.

Во время второй половины Первой мировой войны Хайек служил в австро-венгерской армии на итальянском фронте. Вскоре после войны он, поддавшись тогдашней моде на социалистические идеи, короткое время считал себя их последователем и впервые столкнулся с экономической теорией. Однако критика плановой экономики за авторством Мизеса поменяла его идеологическое мировоззрение. В 1922 году Хайек наткнулся на книгу великого либертарианца под названием «Социализм» (расширенный вариант памфлета, написанного в ответ Нейрату) и нашел изложенную в ней логику крайне убедительной. Как он вспоминал впоследствии: «Социализм обещал воплотить наши надежды на более рациональный, более справедливый мир. А затем вышла эта книга. Наши надежды были перечеркнуты»[170].

В 1920-х годах Хайек в итоге познакомился с Мизесом лично и сделался его ассистентом, перед тем как пойти работать младшим лектором в Венский университет в 1926 году. Он никогда не придерживался либертарианских политических убеждений в той же степени, что Мизес, хотя позже все же получил свою долю славы у сторонников свободного рынка, среди которых были Рональд Рэйган и Маргарет Тэтчер. Последняя известна тем, что однажды прервала законотворческий диспут Партии консерваторов, с силой швырнув им на стол копию труда «Конституция свободы», написанного Хайеком в 1960 году, со словами «Вот, во что мы верим». Он стал кумиром для поборника свободного рынка, американского мыслителя Милтона Фридмана, который возглавлял влиятельную «чикагскую школу» экономики при университете Чикаго, где Хайек провел 1950-е годы. Классическое произведение 1944 года «Дорога к рабству» сделало его в США культовой фигурой. Хотя в те времена идеи свободного рынка не были популярны в мире, а сам Хайек воспринимался как идеологический чудак большинством экономистов, в Чикаго имели иное мнение.

Однако самый значимый этап его карьеры пришелся на промежуток между знакомством с Мизесом в Вене и Фридманом в Чикаго, когда в 1930–1950-х годах он работал в Лондонской школе экономики (ЛШЭ). Множество опубликованных им статей во время службы в ЛШЭ подпадали под тематику шедшей тогда «дискуссии об экономическом расчете в социалистической экономике». Хайек поставил себе четкую задачу поддержать идеи свободного рынка и продолжить начатый Мизесом критический демонтаж социализма. Однако, занимаясь этим, он также разработал теорию познания, доводы которой распространялись далеко за пределы экономики и бросали вызов политическому положению экспертов в целом. В противовес романтическому идеалу интеллектуала, непричастного искателя истины, Хайек ставил циничный вопрос о том, какую пользу приносит знание и кто на самом деле получает от этого выгоду. При этом претензия экспертов на аполитичность (по меньшей мере в том, что касается экономических и социальных моментов) была поставлена под сомнение, и в итоге их впервые стали в чем-то подозревать.

В 1936 году Хайек был приглашен в ЛШЭ выступить с инаугурационной лекцией, для которой он выбрал тему «Экономика и знание». Данное выступление содержало в себе центральную часть утверждения, что появится через девять лет в его статье «Использование знания в обществе». Там Хайек, ясно осознавая возможную негативную реакцию, высказал следующее:

Именно этот последний вид знания используется предпринимателями и управленцами, когда они, к примеру, «полностью используют станок с неполной загруженностью или находят, как лучше употребить чье-то мастерство»[172]. Предвещая то, что впоследствии станет выражением неприязни к «либеральным элитам», Хайек позволил себе заметить, что «сегодня стало модно принижать важность [этого] знания». Борьба с этой «модой» станет одной из его основных политических и философских задач.

Как и Мизес до него, Хайек обращал особое внимание на то, что центральной проблемой всего экономического управления является изменчивость. Постоянно появляются новые идеи, методы и предпочтения потребителей. Оборудование ломается в неожиданных местах. Случайные происшествия вроде перебоев с электричеством или аномальной погоды нарушают наши планы непредсказуемым образом. Согласно Хайеку, эта постоянная неопределенность является здоровым состоянием, так как поощряет разнообразие и конкуренцию. Единственная альтернатива – это полутоталитарный сценарий, в котором все организуется посредством централизованной диктатуры.

Из-за неопределенности те люди, что способны решать проблемы и реагировать на обстоятельства, ценятся значительно выше, чем абстрактные теоретики или эксперты. Совладание с неизвестными и непредвиденными обстоятельствами требует таких качеств, как гибкость и стойкость, которые не всегда связаны с научным подходом. К примеру, статистик может заметить «законы», по которым работает экономика, но такие, как он, менее полезны, чем управленцы, предприниматели и инженеры, применяющие свои знания на деле в определенных конкретных ситуациях. На каком основании мы полагаем, что знания статистика об экономике «лучше» и «ближе к истине», чем знания отдельно взятого бизнесмена о том, что происходит прямо сейчас? Для Хайека ответ находился в снобизме «интеллектуалов» по отношению к практическим и специальным знаниям.