Поиграем, мышка? - Ольга Островская

Мама даже не пыталась. Я не уверена, поняла ли она вообще, как сильно меня травмировала потеря старшего брата. И как ранили ее безразличие и моральная черствость. Думаю, она списала мою прогрессирующую замкнутость на пресловутый пубертатный период. Периодически читала мне лекции о том, как надо жить, и считала, что этим свой материнский долг передо мной выполнила. Может, и выполнила.

Как там? Одета, накормлена, не бьют, значит, все в порядке. Глупо ожидать от людей того, чего они дать попросту не могут. Ну неспособна была моя мать дать мне чувство близости и родства. Ну вот такая она. Не умеющая дарить душевное тепло. Не самый худший вариант, если объективно рассудить. Ведь бывает и хуже, да.

А я со временем и перестала от нее этого хотеть. Как и от других.

Так оторванной и жила.

Пока не встретила Шада.

А теперь он пытается укоренить меня в своем мире. В своей жизни. И сам в моей стремительно укореняется.

И да, это пугает. Но и радует. Заставляет чувствовать себя более живой. И нужной, наверное.

Так может, не стоит бороться со всем этим? Может... позволить себе открыться этой близости, этим чувствам? Признать их наконец. Пока не давая определений... просто чувствовать. И жить.

Вздохнув, переворачиваюсь на живот, обнимая подушку. Она пахнет Шадом.

Внизу живота сладко сжимается.

И тут я слышу тихий нерешительный стук.

Повернув голову, замечаю на пороге распахнутой с ночи двери невысокую женскую фигуру. Суматошно закутавшись в простыню, сажусь в кровати, настороженно и слегка раздраженно смотря на нарушительницу моего уединения. И тут же сама себя мысленно одергиваю.

Это ведь, скорее всего, служанка. А у них наверняка свои предписания о том, куда и когда можно входить. И как служить.

Нечего злиться за вторжение. Надо сначала разобраться.

— Светлого вам дня, малика, — кланяется незнакомка. — Простите, если помешала. Меня зовут Марали, мне выпала большая честь служить вам. Желаете, чтобы я приготовила для вас купальни?

Действительно служанка. Притом доверенная и проверенная, если имеет сюда доступ. Так ведь получается из Шадовых слов?

— Доброе утро, Марали? Покажи мне сначала эти купальни, пожалуйста. А тогда я уже определюсь, готовить ли их для меня, или нет.

Мало ли, что она на самом деле своим вопросом подразумевает. Может, там целый комплекс спа-процедур на несколько часов? А мне бы позавтракать сначала. Силы восстановить.

— Как прикажете, моя госпожа.

И вот как к этому привыкнуть? Ну какая из меня госпожа?

Женщина выпрямляется и теперь я могу ее более внимательно рассмотреть. Миловидная. Одета в закрытое светло— серое платье и синий головной убор, полностью скрывающий волосы, наподобие хиджаба. Старше меня с виду. Лет так тридцать, как мне кажется. Взгляд спокойный и благожелательный. И впечатление производит приятное несмотря на свое неожиданное появление.

Запахнув простыню на груди покрепче, я выбираюсь из кровати. И кивком даю понять, что готова идти смотреть эти купальни.

Миновать нам приходится целых три комнаты, о назначении которых можно только догадываться. И по пути Марали успевает рассказать мне, что личные купальни маликсара это целый комплекс помещений и бассейнов со всевозможными удобствами для соблюдения чистоты и получения удовольствия от водных и очистительных процедур. Так что мои опасения подтвердились. Там точно можно надолго пропасть.

Осмотрев бегло всю эту роскошь, я все-таки соглашаюсь на ванну с ароматическими маслами. Очень уж хочется полежать в белоснежной мраморной чаше и понежиться в теплой воде. А Марали даже обещает подать к моему выходу завтрак.

Но стоит мне сбросить простыню и шагнуть в воду, как двери внезапно распахиваются являя моему взгляду мрачного и какого-то очень взвинченного мужа.

— Вот ты где, — вишневые глаза мгновенно прикипают к моей груди, которую я инстинктивно прикрыла руками. И взгляд куарда ощутимо тяжелеет, а от чувственного напряжения, вновь вспыхнувшего между нами, воздух начинает искрить.

— Ты меня напугал. У тебя все в порядке? — вскидываю я брови, все-таки опускаясь в воду. Что-то у меня от его плотоядного взгляда даже мурашки по коже бегут. И снова просыпается желание. Несмотря на все пережитые ночью оргазмы.

— Я вижу сейчас перед собой самую прекрасную женщину в Ильмондаре, — тут же лукаво усмехается Шад, делая шаг ко мне и начиная раздеваться. — Она обнажена и полностью моя. Да, маленькая. У меня все в порядке.

Кажется, разговаривать со мной опять никто не планирует.

Обидеться бы. Но, пожалуй, сделаю это чуть попозже. Слишком остро я сейчас чувствую его болезненную нужду и голод. А из голодного мужика собеседник не лучший.

В этот раз никакой долгой и мучительно-чувственной прелюдии. Оказавшись вместе со мной в огромной чаше ванны, Шад буквально набрасывается на мои губы, целуя с ожесточенной жаждой, буквально выпивая меня этим требовательным поцелуем.

Этой ночью он со мной такое вытворял, что странно, как я голос не сорвала, крича от удовольствия. И сейчас стоит его умелым рукам приласкать мое слишком чувствительное после всех любовных игрищ тело, как в крови снова вспыхивает пламя. Лишь раздуваемое пульсирующей вокруг нас энергией.

Вот только... Она сегодня ощущается немного странной. Колючей. Слишком давящей. Словно... Шаду больно. Да и сам он себя ведет... так, как в нашу первую ночь, когда был ранен.

Догадка приходит, заставляя меня насторожиться, прислушаться к своим ощущениям, но муж уже разворачивает меня спиной к себе, укладывая животом на край ванны.

— Прости, маленькая, не могу ждать. Нужно быть в тебе, — бормочет, прижимаясь грудью к моей спине, прикусывает плечо у основания шеи.

Разводит коленом мои ноги. Урчит голодным хищником, заставляя мои кости плавиться от томительного предвкушения. Умелые пальцы пробегаются по складочкам моей плоти, раздвигая и распределяя влагу, и я со стоном прогибаюсь в пояснице, подставляясь под откровенную ласку.

— Хочешь меня, сладкая? — шепчет на ухо в тот момент, когда головка его члена прижимается к моему лону.

Зачем спрашивать? Разве не чувствует, как желание пульсирует во мне тугими волнами? Как дрожит мое тело от нестерпимой жажды?

— Скажи это, Мишель. Я хочу слышать, — рычит требовательно.

Он издевается? Или дразнит?

— Да. Я хочу тебя, Шад, — рычу, скребя пальцами гладкий молочно-белый камень. Ну давай же! Не медли!

И в тот же миг муж одним плавным движением нанизывает меня на себя до упора, срывая с губ гортанный животный стон. А-а-а-ах.

Он больше не медлит и не щадит. Мир взрывается в сумасшествии резких толчков и обоюдной жажды. И мы, ослепленные, утопаем в этом огне, снова становясь единым целым и забываясь друг в друге.