Фальдийская восьмерка - Андрей Андросов

– наводок на добычу рыжебородый в Приречье не получил, а доставка груза не оговаривала каких-то особых временных рамок.

– А еще по ночам драки летают, – ответил Кандар на невысказанный вопрос калеки. – Днем они среди зелени ни шарга не видят, да и саму реку с трудом разглядеть можно. А вот ночью, если под фонарями идти будем…

– Сожрут нас, малец, – добавил возящийся с ужином Шаркендар, – Покроет ящер наше корыто, что бык твою мамашу.

Он сноровисто выпотрошил очередную рыбину и закинул в котел, не забыв вырезать из ее башки плоскую костяшку и закинуть эйнос в полупустое ведро.

– Ценные? – кивнул на посудину Брак.

– Только чесотка, – буркнул Везим, свежуя поросенка.

В подтверждение своих слов он топориком вскрыл подсвинку череп, сунул руку внутрь и выдрал окровавленный клинышек размером с мизинец. Показал эйнос Браку, после чего обтер рукавом и с видимой неохотой закинул в ведро. Сидящий в кресле Раскон одобрительно хмыкнул, не отрываясь от планшета.

– А остальные? – поинтересовался механик. Про чесотку он слышал краем уха, а вот что за костяшки водились в рыбе – не представлял.

– Сдадим на вес в ближайшем поселке, – ответил Средний. – Их всякие… Эээ.

– Их всякие чудаки скупают, – добавил Младший, правя пальцами заточку на устрашающего вида гарпуне. – Они с ними...

– Экспериментируют.

– Точно.

– Но обычно этим занимаются не здесь, а костяшки целыми плотами отправляют на север, где высоколобые всеми силам пытаются разгадать скрытый в эйносах потенциал, – поднял взгляд Раскон. – Чаще всего безуспешно, но иногда случаются настоящие прорывы, которые поднимают на уши всю местную экономику.

– И гробят под корень очередную живность, – неожиданно зло добавил Везим, сдирая с поросенка шкурку. – Саляку хрен достанешь, всю выбили. Кушварок извели, фелинты к реке только за эйром выходят.

Шаркендар закинул в котел последнюю рыбину, сыпанул фиолетовых бобов, высушенных до каменной твердости и якорем булькнувших в кипяток. Помешал, досыпал соли и специй. Руки у него ощутимо тряслись, но готовке это явно не мешало.

– Опять всех пердежом своим распугаете, – продолжал бухтеть лохматый, – И так уже вдоль берегов ничего живого не осталось.

– Везим, сыпани ягодок своих. Этих, эээ…

– Красненьких. Забыл как называются.

– Каких вам еще ягод, кретины? – сварливо ответил охотник, – Все что принес – там, в куче.

– Нет, этих там точно нет. Как-то они назывались… эээ.

– Интересно они назывались. Бууы, – затянул Старший на одной ноте, – Быые…

– Блюжевика? Барник? Битая кильма? – предположил Шаркендар, примериваясь к поросенку, – Кильма вкусная, жаль не растет здесь. В горах на ней ядреный самогон настаивают, кильмовку. Сладенькая, но забирает быстро.

– Уймись, старый. Эту ягоду в горах не найдешь, про нее только Везим знает.

– Я догадался, – просиял Кандар, вешая под тентом разбуженный светильник.

– Молчи в свою культяпку, не порть людям вечер. Бууыыыаа…

– Рожайте уже и я пойду, – буркнул охотник. – Раскидаю сети, а то вы до утра провозитесь и порвете все.

– Бубники отсыпь! – заржал Жердан Старший. Братья его охотно поддержали.

Везим сплюнул на угли и ушел к лодке. От бурлящего котелка потянуло над рекой дивным запахом нажористой ухи. В камышах плеснула рыбешка, из сумеречного леса завопили визжики. Нагретая за день палуба, подернутая едва заметной дымкой тумана, нехотя остывала, постанывая металлом и звеня якорными цепями. С крыши пристройки едва слышно скрипел конденсатор. Брак накинул на плечи летную куртку и откинулся на рюкзак – свободного сиденья для него не было.

– Вообще-то он прав, – заметил Раскон. – Берега повыбиты, в дне пути от поселков вообще ничего путного. Разве что совсем в глушь лезть, но горжу так надолго не оставишь. Солмов уже недели три не видели, гравики даже в Троеречье не достать.

– В Троеречье все можно достать, – возразил Кандар. – Только дорого.

– Война назревает, мальцы, – пошерудил поварешкой Шаркендар. – Помяните мое слово, если даже в такой глуши живность исчезает, быть войне.

– У тебя к войне вообще любая эээ…

– Примета. Стоит чайке на палубу нагадить, сразу бухтишь о войне. Кому тут воевать-то? Сарам с эээ…

– С доми? Пятиречью с Поречьем? Будут делить этот…

– Ареал обитания. И единственную бабу.

– Шар у нас дезертир, – с непонятной гордостью пояснил Кандар недоумевающему Браку. – Правда, не признается, откуда именно. Но, рано или поздно, мы его споим и узнаем.

– Кишка у тебя тоненькая, малец, а руки коротки.

– Рука! – бухнули братья и загоготали.

Сероглазый ругнулся и отвернулся. Шаркендар хмыкнул и принялся нанизывать на вертел поросенка.

Влажно шлепая босыми ногами по металлу, на палубу вернулся мокрый и недовольный Везим. Сунул нос в котел, навалил себе в миску кипящей ухи и принялся хмуро хлебать прямо через край, не озаботившись даже подуть на горячее варево.

– Ходят слухи о том, что Доминион собирается схлестнуться с островами, – подал голос Брак. – Я слышал что-то такое.

– Этим слухам лет больше, чем тебе, – ответил Раскон и протянул миску к котлу. Старик аккуратно зачерпнул гущи со дна и наполнил посудину. – Если верить всему, что говорят, то мы давно должны были все погибнуть под рухнувшими небесами, а наши трупы обгладывали бы падальщики из-за Купола.

– Не, для этого Предвестники должны оседлать своих… этих.

– Коней. Кто-нибудь вообще видел, чтобы на лошадях ездили?

– Я видел, – поднял половник Шаркендар, – Рейтанские кирасиры – это страшно. Гора мяса, металла, увешанные ягодами и жахателями, с длинными острыми саблями, рассекающими незащищенную плоть…

– А красные лошади у них были? – спросил Средний. – Без красной лошади Предвестник не работает.

– Может эта…

– Рыжая? Рыжий это ведь почти красный. Или там не лошадь, а всадник?

– Гхм.

– Толку от этих кирасиров против траков? Даже одинокая тарга со спаркой их будет гонять по всей Республике, – Кандар поводил в воздухе зажатой в клешне ложкой и добавил: – Даже отвала обычного хватит, к шаргу спарку. Пусть своими ковырялками ее хоть обцарапают, пока она их на фарш раскатывает.

–