Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга 2 - Андрей Лазарчук

– Забили, – сказал плосконосый.

– Вот здесь аванс – пятьсот баксов. А это адрес и ключи. На всякий случай предупреждаю…

– Не нужно, дядя. Пуганые…

– Не поняли, значит. Если записки не будет в четверг, приходите каждые три дня. Если за две недели я не появлюсь, значит… Тогда не поленитесь – увезите эту штуку на водохранилище и утопите где-нибудь в глубоком месте.

– Во как… Она что же – радиоактивная?

– Нет, конечно. Просто неумелым людям долго ею владеть нельзя. Начинаются всякие невезения, несчастья…

– Как у этих китайцев долбанных? – спросил лис.

– Как у этих китайцев, – совершенно серьёзно сказал Алексей. – Они слишком долго ею владели.

Он отдал им оставшееся пиво и отпустил. С поворота на центральную аллею лис обернулся. Алексей в их сторону уже не смотрел, сидел и ковырял прутиком асфальт. Он видел себя их глазами: непонятный, опасный дядька, хочет непонятно чего. Они долго будут обсуждать ситуацию, а не плюнуть ли и не исчезнуть с авансом, что он, искать их станет? – но не решатся, будет мешать мутный страх. Они сегодня же пойдут по указанному адресу, намозолят глаза контрразведке Батыя, и завтра или послезавтра их возьмут и повезут к Батыю на предмет поговорить, и тут надо будет не прозевать. Алексей испытал лёгкий укол совести, он нацепил хорьков на крюк, и даже просто остаться в живых у них теперь шансов двадцать из ста, а уж ощущений и переживаний будет… но они подрядились не цветочки собирать, а грабить живых людей… он всё ещё видел себя сидящего, а потом как-то сразу оказался за рулем потрёпанной "мазды", и тогда усилием внимания он сместил эту картинку чужого зрения влево и вниз, чтобы не мешала. И голоса хорьков он тоже выделил в отдельный и как бы неслышимый звуковой поток, примерно так человек засыпает под шум, просыпаясь на что-то важное – на тревожный сигнал… Новые умения давались легко, наставник и ученик находились теперь в одном теле и не разлучались ни на миг.

Алексей посидел ещё немного, до назначенных трёх часов ещё оставалось немало времени. Его бесила необходимость жечь бессмысленно драгоценные часы и минуты… но он твердо решил исполнять всё последовательно и методично. Чтобы наблюдающие за ним (могли быть, могли…) привыкли именно к такой его манере.

Простой солдатской манере вести дела.

Наконец карманный телефон ("Подключенный сотовый телефон всего за восемь тысяч рублей!" – и ведь не обманули, черти…) издал нежную трель.

Звонил Мартын, пятнадцатилетний шпион Алексея. Алексей подобрал его у вокзала, где тот просил милостыню. По воле судеб обычное место Мартына находилось вплотную к мусорнице, в которую на следующий день сунули бомбу. Не приглянись чем-то неуловимым Мартын Алексею – соскребали бы его с забора… Мартын – Элик Мартыненко, сын гнилых бичеватых родителей – выглядел на двенадцать, был по-настоящему умён, хитёр и циничен – но при этом склонен к романтике и приключениям. Алексея он держал за некоего благородного мстителя, решившего в одиночку разобраться со всеми несправедливостями мира. Сейчас Мартын сказал несколько условных фраз и отключился. По телефону не болтать, предупредил его в своё время Алексей и рассказал байку, как некий директор крошечной фирмочки "Плутониум" произнёс её название по сотовому – и как три минуты спустя его скрутили, куда-то увезли и долго выпытывали, откуда у него плутоний и какому чеченскому террористу он успел его продать. После чего Мартын за два дня создал настоящую таблицу кодов, с помощью которой самыми простыми и невинными фразами можно было передать всё, что угодно.

Сейчас он ждал Алексея в квартире, которую год назад занимал Шерш, ухажер Валюхи Сорочинской, зарубленный Алексеем ночью на безлюдном шоссе. Мартын влез в форточку второго этажа – и откроет дверь…

Алексей не очень хорошо представлял себе, что именно он хочет найти в той квартире, наверняка давно занятой новыми жильцами. Но – последовательность и методичность. Не оставлять позади себя белых неиспачканных пятен.

Он легко открыл кодовый замок на двери подъезда (нужные кнопки были белее остальных, а цифры на них забила грязь) и по давно не мытой лестнице поднялся на второй этаж. Условленно постучал.

Мартын впустил его и запер дверь.

– Нет-нет, – сказал Алексей. – Беги. Жди меня дома. Купи чего-нибудь пожрать… деньги есть?

– Есть. Не, а вдруг…

– Возражения? – приподнял бровь Алексей.

– Никак нет! – Мартын щёлкнул каблуками. – Разрешите идти?

– Идите… лейтенант.

Алексей послушал, как Мартын скатывается по лестнице, как гулко бухает входная железная дверь. Потом он медленно повернулся и пошёл вглубь квартиры, внутренне открытый всему.

Если здесь и жил кто, то жил странно. Из мебели были только два разломанных облезлых дивана, чёрно-красный в одной комнате и зелёный в другой, несколько табуреток и массивный шкаф. Сверху на шкафу громоздилась беспорядочная пыльная пирамида книг.

С потолка в одной комнате свисала голая лампочка, в другой – жёлтый тканевый абажур с бахромой.

Кухня оказалась неожиданно чистой, хотя и очень бедной. В углу на табуретке сушилась вымытая посуда, под раковиной мойки желтело пустое мусорное ведро, аккуратно выстеленное газетой. На плите стоял алюминиевый чайник с самодельной дужкой. Маленький старый холодильник дружелюбно ворчал у окна.

Ещё более неожиданное впечатление произвела ванная. Там Алексей увидел единственную новую вещь: большое овальное зеркало в красной пластмассовой раме с полочками и крючочками. На полочках стояла всяческая косметика, несколько флакончиков с духами. Алексей взял один, тёмного стекла, гранёный, поднёс к ноздрям… Он уже знал, какой запах почувствует.

Потом он снял тёмные очки в тонкой оправе и посмотрел на своё отражение.

Без очков отражению можно было дать лет пятьдесят. Или больше. Короткий седой ёжик, глубоко запавшие глаза, жёсткие складки у рта… Пусть будет так, согласился Алексей. Глупо спорить с отражениями.

Поддавшись неясному порыву, он положил духи в карман. Собственно, он и пришёл сюда в поисках таких вот неясных порывов.

Держа очки перед собой, как некий фонарик тьмы, он ещё раз обошёл комнаты, оглядывая углы и простенки. Ничего. Он, собственно, ничего и не ожидал… ничего конкретного. Он сказал это себе ещё и ещё, как бы уговаривая, убеждая. Значит, чего-то ждал…

Пройдя на кухню, сел. Облокотился о стол. Сделал вид, что задумался, – а на самом деле опустошил себя, заставил отзываться на самые тонкие вибрации.

…здесь, на кухне, кого-то долго били, пинали лежащего, колотили затылком о подоконник… нет, не до смерти – так… а в дальней, которая побольше, комнате когда-то умирала старушка, обои впитали её муку и страх, хрип, попытки встать, дотянуться… а в маленькой не так давно бешено занимались любовью, но это была не просто любовь, и он встал и оказался там, на середине, горели свечи, сорок свечей, он знал, что сорок, не считая, вот здесь, он нагнулся и увидел воск, затёкший в щели на полу, это была удача, он осторожно выковырнул эти чешуйки и крупинки, а потом щекой почувствовал исходящее от батареи тёмное тепло, кое-как он сумел заглянуть за неё и извлечь чёрную пыльную тряпочку, это были тонкие женские трусики… их повесили сушиться и уронили нечаянно, и в суматохе не хватились…