Полночная ведьма - Пола Брекстон

Быть может, тебе все-таки стоит ему сказать. Скажи, кто ты, и посмотри, как он на это отреагирует. Будет интересно наблюдать, как его клятвы в вечной любви превратятся в гримасу отвращения.

Я вскакиваю со стула и пробегаю мимо Брэма, затыкая руками уши.

– Замолчи! Замолчи! Замолчи! Почему ты не можешь оставить меня в покое?

Брэм хватает меня и притягивает к себе. Он всматривается в мое лицо и понимает – мои крики адресованы не ему.

– Кто это, Лилит? Кто тебя так пугает? Скажи мне.

– Я не могу! Ты этого не поймешь.

– Я могу попытаться.

– Это невозможно. И наша любовь, она тоже невозможна. Я вообще не должна быть здесь. Мне не следует с тобой встречаться. – Я пытаюсь вырваться из его объятий, но на этот раз он не разжимает рук. Я слышу его голос, успокаивающий, но настойчивый. И в то же время слышу, как, смеясь надо мной, меня дразнит Темный дух. Слышу я и голоса других духов, которых растревожила активность злобной души, явившейся из Тьмы. Я слышу, как мои верные офицеры-роялисты предлагают мне свою помощь. Я оглушена, я тону во всех этих голосах, во всех этих словах. Я чувствую, как мозг горит. Я издаю истошный крик и одновременно невольно совершаю мощное магическое действо – огненное и опасное кольцо, как взрыв, вырывается наружу. Его жаркая сила отбрасывает Брэма назад, и он врезается спиной в стену. Мольберт и стул, кровать и кресло переворачиваются, чайник и чашки летят на пол и разбиваются вдребезги, зеркало разлетается на куски. Вспышка слепящего света длится лишь секунду, но когда он остывает и гаснет, в воздухе повисает запах паленых волос, горящего дерева и пыли. Я стою неподвижно, сжав кулаки, и мои волосы причудливо развеваются, словно их раздувает нездешний ветер.

Брэм медленно и осторожно встает на ноги. Он немного ушибся и потрясен, но, в общем, невредим. Он оглядывает разрушения, которые я произвела в его комнате, затем ошарашенно смотрит на меня.

К счастью, вспышка заставила Темного духа замолчать.

Я делаю глубокий вдох, потом выдох и устремляю на мужчину, которого люблю, невозмутимый, спокойный взгляд. Я хочу сохранить в своей памяти его лицо таким, какое оно сейчас, когда я вижу на нем любовь, на тот случай, если потом увижу на нем только гадливость.

– Ты знаешь меня как леди Лилит Монтгомери, дочь шестого герцога Рэднора. И так оно и есть. Но мой отец был также и Верховным Магом Клана Лазаря, и когда он умер, это звание перешло ко мне. Мое клановое имя Утренняя Звезда, и я возглавляю ведовской клан, члены которого посвятили себя некромантии и поклялись общаться с мертвыми из Царства Ночи ради блага людей, а также охранять Великую Тайну. Иными словами, мой дорогой Брэм, ты влюбился в ведьму.

* * *

Брэм плотнее запахивает грубое одеяло на плечах Лилит. Они вместе лежат на узкой кровати, накрытые и полностью одетые, сжимая друг друга в объятиях, и ему хочется, чтобы так было всегда. В первые секунды после того, как Лилит сказала ему, после того, как она с полной серьезностью – и он понял, что это действительно серьезно – произнесла слово «ведьма», он почувствовал себя так, будто падает в тартарары. Так, будто все то, что он раньше знал, вдруг перестало быть правдой. Так, будто отныне он больше ни в чем не может быть уверен. Так, будто сама земля, на которой он стоит, быть может, нереальна. Собственно, в то мгновение, когда Лилит произнесла слово «ведьма», эта земля ушла у него из-под ног. Он понимал только одно – Лилит не лжет. И она не сумасшедшая. А раз так, то она сказала правду. Она ведьма. Ведьма, которая, как она объяснила, говорит с мертвыми и умеет ворожить. Последнее, впрочем, не стало для него сюрпризом.

Я всегда чувствовал, что в ней что-то такое есть. Что-то таинственное, потустороннее. Это исходит от нее, словно сияние.

Но он подозревал, что в ней просто есть нечто странное, а оказалось, что женщина, которую он любит, может творить заклинания и вызывать духов. Он начал было сомневаться, а в своем ли уме он, но в тот час, который прошел после ее ошеломляющего признания, Лилит сделала все, чтобы развеять его сомнения. Он целует ее в макушку. И слышит, как бьется ее сердце, несмотря на все слои надетой на них одежды.

– Ты все время молчишь, – тихо говорит она. – Мне страшно от того, что ты, возможно, сейчас думаешь. От того, что ты, возможно, думаешь обо мне.

– Я думаю о том, что я самый везучий мужчина на земле, раз держу тебя в своих объятиях.

Она немного отстраняется и смотрит на него с чуть заметной улыбкой.

– Неужели ты не боишься, что я превращу тебя в лягушку? – спрашивает она.

Брэм пожимает плечами.

– Мне нравятся лягушки.

Улыбка Лилит становится шире.

– Вряд ли мне понравилось бы тебя целовать, если бы ты был зеленый и в бородавках.

– Тогда поцелуй меня сейчас, пока я еще остаюсь человеком.

И она целует. Этот долгий сладкий поцелуй волнует его, и он жалеет, что в комнате так холодно и на них обоих надето столько слоев теплой одежды. Когда она снова нарушает молчание, взгляд ее опущен, а в голосе звучит неуверенность.

– Я… я думала, что, возможно, ты почувствуешь отвращение. От того, чем я занимаюсь. От того, что я собой представляю. Или что тебе станет страшно.

Он качает головой.

– Я люблю тебя, Лилит. Люблю при всей твоей чудесной странности. – Он колеблется, потом продолжает: – Но по-моему, страшно было тебе. Недавно. Что-то тебя испугало. Может быть, ты скажешь мне, что это было?

– Не сегодня. Не сейчас. Думаю, я больше ничего не смогу тебе рассказать. Ты не рассердишься, если мы пока не будем об этом говорить? Разве мы не можем просто быть вместе… как сейчас?

Когда он кивает, она снова прижимается к его груди, и он крепко обнимает ее. Он знает, что, доверившись ему, она тем самым позволила ему подойти к ней так близко, как не подходил никто другой. И когда наступит время, она расскажет ему все.

Я могу подождать, любовь моя. Теперь я знаю, что ты доверяешь мне и больше не станешь от меня убегать. Я могу подождать.

Ночью, после того как я открылась Брэму, я сижу в темноте неосвещенного Большого зала рядом с Друсиллой. Я рада, что сейчас мы прикажем Темному духу явиться к нам. Последнее время его атаки на меня становятся все более и более пугающими. Похоже, он знает, когда именно его слова будут оказывать на меня наибольшее воздействие и когда я меньше всего способна отразить его вторжение. Мне кажется именно потому, что он так меня изводил, так меня донимал, я и сказала Брэму правду. О, как чудесно, что эта тайна больше не сковывает мое сердце! Теперь я могу любить его, не прибегая к обману. Хотя должна признаться, облегчение, которое я испытываю от того, что все ему рассказала, несколько омрачено сознанием того, что я позволила себе совершить. Подвергала ли я опасности клан? Не думаю. Нарушила ли я те обеты, которые давала, вступая в него? Да, несомненно. Рассказывать о клане и о том, что мы говорим с духами, кому-либо из Внешнего мира категорически запрещено. Вряд ли я первая, кто нарушил этот запрет, но не стала ли я первой Верховной Ведьмой, которая позволила себе это сделать? Да достойна ли я вообще так себя называть после того, как нарушила наш главный принцип? Не знаю, что сулит мне будущее, но уверена, что в настоящем мне нельзя проявлять слабость. Наш клан должен объединиться против Стражей. Сейчас не время демонстрировать наши уязвимые места. Именно по этой причине я и решила не рассказывать Друсилле о том, что я доверилась Брэму. Пока не время. Этой ночью всего нашего внимания требует другой вопрос.