Чертополох и терн. Возрождение веры - Максим Кантор

Ван Эйк отмечает картиной пик политической карьеры заказчика.

На уровне экфрасиса – перед зрителем коронование Девы Марии.

На символическом уровне – изображено иное: как вознаграждаются усилия, приводящие к власти достойных, тех, кто намечен к власти самим Богом; альянс власти, данной от Бога и добытой неустанным трудом. Художник утверждает: Божьим промыслом и человеческим делом род будет спасен. Несчастья можно преодолеть, державу можно вывести из кризиса.

Тут многое сошлось: у Филиппа Доброго, прежде бездетного, родился сын; французы идут на попятный, отменили зависимость от Франции, теперь герцогство может думать о королевском статусе – о короне. Супруга герцога Изабелла Португальская – может быть коронована. Об этом и рассказывает ван Эйк.

Детали важны. Колонна своим цоколем придавила каменных кроликов – символ плодородия и размножения (ср. в «Поклонении волхвов» Босха ковчег даров придавил к земле дьявольских жаб). Если кролики погибнут, род герцогов Бургундских будет прерван и, согласно условиям апанажа, герцогство перестанет существовать. Но род не прерван, апанаж отменен, а кролики стремятся выбраться из-под гнета колонны: живучи и дают потомство. Династия бургундских правителей не прекратилась, процветание продолжается.

За фигурами Мадонны и канцлера виден пейзаж с мостом, а за мостом – город. Не то Утрехт, не то Аррас, город фантазийный. Что касается моста, то мост – самая важная деталь в картине, мост виден прежде всего. Сомнений в символе и в значении моста нет: на этом мосту был убит Иоанн Бесстрашный, по долгожданному Аррасскому договору на месте убийства Иоанна Бесстрашного, на мосту Монтеро, должен быть водружен крест. Данный мост, фланкированный башней, можно видеть на миниатюре, изображающей убийство Иоанна Бесстрашного. И вот теперь мост увенчан крестом. Именно этот крест именно на этом мосту и изображен. Крест на мосту – в самом центре композиции.

Сюжет картины, кульминация действия – возложение короны и демонстрация младенцем державы. Композиционной интригой является сопоставление креста державы с крестом на мосту. Художник сознательно поместил оба креста рядом, в оптический центр. Вместе эти кресты символизируют торжество внешней политики Николя Ролена.

Усилия канцлера оправдали себя: Филипп Добрый, герцог Бургундский, провозглашен комиссаром переговоров между англичанами и французами; надобно проводить политику, независимую как от Ланкастеров, так и от Валуа, – и это удалось. Канцлер Николя Ролен провел три заседания с легатами папы Евгения IV и послами Карла VII. Юристы из Болоньи составили меморандум, который вручен кардиналу Альбергати (см. портрет кардинала Альбергати в карандаше и живописный портрет кардинала Альбергати – оба 1435 г., год переговоров). Франция согласна на контрибуции, Карл VII обязался возвести на мосту крест, в Монтеро часовню и читать в ней заупокойные мессы по убиенному Иоанну Бесстрашному. В пользу герцога Бургундии и его наследников отходят города и графства Макон и Сен-Югон. Также в руки Бургундии передавались так называемые города на Сомме. И, наконец, самое главное: «ни герцог Бургундии, ни его наследники не приносят ни оммаж, ни службы королю, ни за названные земли и сеньории, ни за те, которые они получили от королевства Франция в прошлом».

За это и боролось Великое герцогство Бургундское, вот звездный час политики Ролена! Такой результат мог загладить убийство Каином Авеля и осмеяние Хамом – Ноя. 21 сентября 1435 г. состоялось публичное извинение за убийство в Монтеро; от имени Карла VII юрист Жан Тудер преклонил колени перед герцогом Бургундии и зачитал представленный текст.

Торжество по поводу данного события ван Эйк и написал.

Возможна интерпретация, будто младенец – это наследник Иоанна Бесстрашного, тот самый Филипп Добрый, коего канцлер Ролен выпестовал; допущение извинительное. В момент убийства отца, герцога Иоанна Бесстрашного, Филиппу было за двадцать; в момент написания ван Эйком картины герцогу под сорок; впрочем, аллегория не знает возрастов и дат. Правление Филиппа Доброго было самым долгим и успешным в истории Бургундского герцогства, отчего бы не начать описание пути славы с младенчества. Младенец во славе – это, разумеется, Иисус. Но это и помазанник Божий – герцог Бургундский Филипп Добрый.

Мы называем персонажа плакатным, если автор показывает только положительные стороны характера: допустим, пролетарий показан как человек труда, и только. Образ, в котором противоречия сплелись воедино, – условие образного, неплакатного творчества; идеологии такое непригодно. Для переживания искусства прошлого следует вооружиться пониманием того простого факта, что так называемое великое искусство былых веков состоит из таких же характеров – больших и малых, какие мы наблюдаем сегодня. Среди гениев Возрождения итальянского или Северного Возрождения были разные характеры; ими руководили те же страсти, какие наблюдаем сегодня; люди, ставившие талант на службу власти, сочетали идеологические расчеты с творчеством, которое может быть опознано как служение истине.

Сандро Боттичелли писал казнь Пацци и повешенных на окнах Синьории заговорщиков, Веласкес писал «Изгнание морисков» (в обоих случаях картины сгорели, не дожили до суда потомков); Рубенс угождал сразу трем престолам, его помпезные картины, прославляющие бракосочетание Генриха IV и Марии Медичи, – пример сервильной живописи; великий Гойя писал дифирамбический холст, славя испанскую конституцию, меняя при этом портреты королей, когда менялась политическая ситуация; Мейссонье писал расстрел парижской баррикады глазами стрелявшего по ней солдата; а количество благостных портретов злодеев, выполненных первыми кистями державы, не поддается исчислению. Исходя из права прецедента, можно считать, что конъюнктурные художники XX в., обслуживавшие тиранические режимы, оправданы предшественниками. У писателя О’Генри есть новелла о том, как бедному художнику президент латиноамериканской страны заказывает свой портрет. Художник рассказывает другу: «Он хочет, чтобы в центре картины был, конечно, он сам. Его нужно написать в виде Юпитера, который сидит на Олимпе, а под ногами у него облака. Справа от него стоит Георг Вашингтон в полной парадной форме, положив руку ему на плечо. Ангел с распростертыми крыльями парит в высоте и возлагает на чело президента лавровый венок, точно он победитель на конкурсе красоток. А на заднем плане должны быть пушки, а потом еще ангелы и солдаты». Герой О’Генри такую картину писать отказался. Но Ян ван Эйк выполнил заказ Ролена, схожий по задаче с той, какую поставил президент банановой республики.

История искусств знает не столь много великих мастеров, не склонных к компромиссам, – славный путь этих немногих не столь успешен. Брейгель, ван Гог и Модильяни не истратили ни крупицы своего таланта на служение мамоне; у них не было даже намерения принять участие в обслуживании власти. Картина «Мадонна канцлера Ролена» демонстрирует метод ван Эйка, как кажется, исчерпывающе: сакральную сцену мастер выполняет таким образом, что ее можно толковать трояко. Тем самым ван Эйк создает крайне сложный, необычайно рафинированный плакат. Можно увидеть в коронации Мадонны прославление религии, можно увидеть в картине тождественность светской власти и божественной; можно видеть и то, что земная власть воплощает Божественную. Это разные градации идеологии.