Немира. Колесо судьбы - Катя Зазовка

Он ловко забрался в седло вороного коня и тронулся в путь.

Девица не обращала внимания на уколы осеннего мороза, так по-зимнему сковавшего землю. Ее не волновали укусы ледяного ветра. Она даже прогнала слезы обиды, тревоги и боли – ничто не могло ей помешать напоследок наглядеться на стремительно уменьшающуюся фигуру. Ладный, крепкий скакун увозил ведьмаря слишком быстро.

– Войтех…

Конь чуть сбился с шага, когда резкий порыв ветра подхватил шепот с потрескавшихся губ и донес до всадника. Уловил ли просьбу неестественно тонкий слух ведьмаря, но широкие плечи на миг вздрогнули, а осанка чуть изменилась, будто мужчина хотел повернуться, но в последний миг передумал.

– Обернись, – шептали губы.

– Обернись, – просила душа.

– Обернись, – молило сердце.

Но Войтех так и не повернул головы…

Изголодавшийся по путникам лес почти мгновенно поглотил седока разом с конем. Нагие кроны оказались вдруг слишком густыми.

Немира не запомнила, как безвольно опустилась на холодный пол, когда превратившийся в точку всадник затерялся среди деревьев. Не поняла, сколько времени провела на полу башни, теряя тепло и превращаясь в камень, на котором сидела. Возможно, Любмел бы и сжалился да претворил ее в камень, избавив тем самым от горьких страданий неразделенной любви. Но Лунный храм – владения Макоши, мудрой и рассудительной покровительницы женщин. А она всегда ведает чуточку больше, чем ее юный пылкий собрат.

Девица очнулась от прикосновений чужих рук. Таких горячих… обжигающе-горячих. Болезненное ненавистное тепло чудодейственной дымкой поползло по всему телу, принося спасение.

– Детонька, да ты с ума сошла, – откуда-то издалека донесся знакомый голос Кикиморы. – Пойдем, милая. Я тебя отогрею. К жизни верну.

К какой жизни? Разве возможна жизнь без НЕГО? Разве нужна жизнь без НЕГО?

– Вот так, хорошая моя, вставай на ножки. Сейчас. Сейчас. Я тебя в водичке теплой вымою… Мягкой ветошью оботру… Настоем слезы Макоши горюшко отгоню. Будет Немира снова красна девица, ладная, на зависть подруженькам да на радость женихам.

Что ж она болтает-то? Каким женихам? Никого, никого на всем белом свете нет желаннее Войтеха…

То ли дело в горячей воде, то ли в ласке Кикиморы, то ли сама сила Лунного храма виной, но в девичий разум вернулась ясность. Слезы иссякли, высохли, будто ручеек в знойное лето. Наверное, Немира выплакала все, что ей было отпущено на Войтеха.

– Поешь, милая, – волхвица подсунула подопечной горшочек. Тонкая струйка пара донесла до ноздрей дивный аромат.

– Не могу, – отвернулась от угощения девица.

– Хоть морсику испей, – участливо хлопотала вокруг неразумной девицы Кикимора.

Немира еле заметно кивнула, пить совсем не хотелось, но, чтобы не обижать женщину, она, как в прошлый раз, залпом отправила чуть горьковатое содержимое глиняной кружки в рот.

– Как тебя зовут? – вдруг спросила девица, запоздало припомнив, что так и не удосужилась о том осведомиться ранее, незаслуженно клича пожилую волхвицу то кикиморой, то надсмотрщицей.

– Так Пульхерия я. И да… – волхвица сунула руку в мешочек, что болтался у нее на поясе. – Это он передал тебе.

На испещренной морщинками суховатой ладони поблескивала серебряная сережка в виде капельки. Та самая, кою Немира отдала в уплату ведьмарю, та самая, которую он выбросил. Стало быть, она была у него…

С отъезда Войтеха миновала седмица. Все это время девица провела у себя в келье, почти не поднимаясь с ложа. И только по настоянию Пульхерии ела да обмывалась. Новенькую попытались было приобщить к здешней жизни, но отступились – блуждающий взгляд ни на чем не концентрировался, слух не улавливал ни одного слова, даже на праздниках девичье сердечко не трепетало от радости. Верховная волхвица махнула рукой – пусть, мол, в себя придет. Правда, решетки с окон так и не сняли и вход в башню затворили. Да и Пульхерия по-прежнему неустанно следила за горюшко-подопечной.

Однажды Пульхерия умудрилась-таки вытащить Немиру из опочивальни. И, чтоб та не вернулась, келью заперла на ключ, который привязала к своему поясу.

– Столько тут времени, а все сиднем сидишь да слезы льешь. Ступай-ка, оглядись хоть.

Девице ничего не осталось, как направиться куда глаза глядят. Она плутала длинными коридорами, слушала тишину холодного камня. И неожиданно оказалась в том самом, запретном лесу Макоши. Чаща ни на кроху не утратила своей сказочной пригожести. Видать, тут всегда княжила золотая пора. Чудеса…

Немира вдохнула поглубже пряный воздух и направилась в самую глубь. Листья разноцветными бабочками кружились и опускались на землю, но пышные кроны не редели. Внезапно гостья вышла к той самой черноплодке. Сорвала ягодку и отправила в рот. Спелый тугой шарик лопнул – и по языку расползся немного терпкий, но приятный вкус. Девица побрела дальше, задумав сыскать священный дуб, но, как ни старалась, где только ни лазила, – впусте. Подустав от долгого блукания, присела на мшистую кочку, пытаясь привести мысли в порядок.

– Что ж дальше-то? – выдохнула Немира.

– А что дальше? Только от тебя зависит, – точно дерево скрипнуло.

Девица вздрогнула и обернулась, пытаясь высмотреть среди густой пестрой растительности того, кто незвано вторгся в ее размышления. Золотые деревья еле заметно качали кронами, алые кусты шуршали листочками. Но шнырявший тут и там зоркий молодой взгляд снова не сумел сыскать нужное. Немира выдохнула, а потом вдруг снова расправила плечи:

– Неужто ты, Макошь, говоришь со мной?

– Меня по-разному величали: кто хранителем леса, кто лешим, еще лесовиком кликали, даже деревяшкой бездушной, но чтоб Великой прародительницей… Такого еще не бывало.

Немира, открыв рот, наблюдала за тем, как от испещренного рытвинами и бороздами ствола отделяется улыбающаяся голова с пышной серебристой бородой, затем шея, плечи, руки…

– Ты ж сама меня прежде дедушкой лесуном звала…

– Дедушка, – ахнула Немира. – Ты как здесь?

– А вот так. – Один шаг – и старик полностью выбрался из дерева. – Я ведь лесной дух.

– Стало быть, ты в любом лесу появляться можешь? – редко моргая, спросила девица, все еще не до конца веря, что происходящее – явь.

– Я это, я, – старик присел рядом, – не сомневайся. Да, я могу выходить почти из любого дерева. Деревья, ведь они живые, промеж собой через корни да саму матушку-землю переговариваются. Мы так часто с лешими друг к другу в гости ходим.

– И теперича в гости наведался? – Девица огляделась по сторонам – авось где хозяин здешней чащи притаился.

Старик замотал седоватой головой:

– У этого леса нет хозяина окромя Макоши. Но ходить сюда нам дозволено. Все ж не пристало Великой богине по мелочи хлопотать. А прибрать да хулиганов залетных отогнать иной раз надобно.