Клерк позорный - Леонид Рудницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, кто теперь куда? – спросил Коржик.
– Я, наверное, поеду в Катманду, – сказал Саша.
– Что там делать, в этой Катманде?
– В посольство.
– Кем?
– Как в Тегеране.
– У тебя кто-то есть в МИДе?
Он кивнул:
– Брат жены возит одного важного начальника.
– Непал – это деревня, – сказал Коржик.
– А что делать?
Он был прав. Коржик тоже поехал бы. Просто от скуки. Да и не один ли хрен, куда ехать? Лишь бы ехать. Пил бы там местную чачу и трахал непалок, глядя на Эверест. И считал бы в бинокль замерзших на склонах альпинистов.
– А ты, Александра?
– У меня есть работа.
Коржик и забыл – она была доцентом в известном вузе, членом приемной комиссии.
Тылов не было только у него. «Ладно, – подумал он, – найду что-нибудь».
– Жалко, Ларисы нет, – сказал Коржик.
– А что бы изменилось? – спросила Александра.
– Заступилась бы.
– Сомневаюсь, – возразила она. – Это решение Анатолия. Она не смогла бы его переубедить.
Это была правда. Жучковский ни за что не взял бы на себя смелость их уволить. Он лишь выполнял указание Толяна. Но все равно осознавать себя уволенным этим отставным пузатым чмом было очень неприятно. «Хренов Толян, – подумал Коржик, – даже уволить не смог по-человечески. Крутой бизнесмен, а оказался слабаком в мелочах».
О работе больше говорить не хотелось. Их уже здесь не было.
Коржик подумал, что всегда, когда увольняют, уволенному становится жалко потраченного на фирму времени. Ему кажется, что он сделал для нее очень много и поэтому она перед ним в долгу. А она от него избавляется. Платит черной неблагодарностью.
На самом же деле бывший сотрудник для фирмы, может быть, ничего особенного и не сделал. Но потратил часть своей жизни, а мог потратить и на что-нибудь другое. Жизнь же – невосполнимый ресурс. Получалось, что он выбросил это время псу под хвост. Потому что разве могут полученные от фирмы деньги компенсировать часть жизни? Конечно, нет. И это обиднее всего.
– Вчера прочитал в интернете, – сказал Коржик, чтобы сменить тему, – гитарист «Rolling Stones» признался журналистам, что добавил в кокаин часть праха своего отца и занюхал его.
– И как? – заинтересовался Саша.
– Говорит, понюшка хорошо пошла.
– А он что – прах дома хранил? – удивилась Александра.
– Выходит, что так.
– Если бы у меня под рукой был прах Жучковского или Толяна, – мрачно заметил Саша, – я бы тоже занюхал.
– Что вы такое мелете? – ужаснулась Александра. – Они ведь еще живые.
– Жалко, – сказал Саша.
– Ага, – согласился Коржик, – жалко. А кокаин у тебя есть?
– Нет.
– Это еще жальче. Прах Жучковского мы могли бы изготовить и сами, а вот кокаин – нет.
Ему почему-то вспомнилась песня «Ленин в тебе и во мне». В современных условиях ее содержание становилось двусмысленным. «Нет, не может быть, – прогнал он сомнения, – тогда кокаина еще не было. Во всяком случае, о таких способах его употребления еще не знали. Да и сам Ильич лежит в целости и сохранности до сих пор».
Саша и Александра ушли, а он задержался. Толян остался ему должен выходное пособие. Это два месячных оклада. И отпускные – это еще один оклад. Неплохо сэкономил, зараза.
Он обвел взглядом кабинет. Как бы это компенсировать хоть частично? Украсть факс? Заметят. Ксерокс? Большой, не утащить. Телефоны и АТС? Тоже заметно. Больше украсть было нечего.
Он как бы невзначай обошел другие кабинеты. Нигде не было даже сраненького ноутбука. «У Толяна ведь ничего нет, – вдруг понял Коржик. – Вся эта офисная лабуда стоит копейки. Офис снят в аренду. Самое ценное – это его связи, но их не украдешь. Его партнеры в регионах могут не захотеть работать со мной. У меня нет такого обаяния, как у него, и такой бешеной энергии. Связи – это даже не нематериальные активы, это – ноу-хау, знания, как общаться с нужными людьми».
Можно было еще присмотреться к сейфу и подобрать ключ. Замочек-то дерьмовый. Но, во-первых, там могло ничего не оказаться, а во-вторых, будут искать среди своих. И наверняка найдут. Нет, мелко и геморройно.
Но ему очень хотелось украсть хоть что-нибудь, чтобы восстановить попранную справедливость. Он сунул в портфель калькулятор – дома пригодится. Потом отвинтил со стола настольную лампу и отправил туда же. Мелочь, а приятно. Взял из шкафа несколько английских словарей. Сойдут до кучи. Некоторое время раздумывал, не утащить ли из кухни несколько чашек с блюдцами. Они были красивыми, из тонкого фарфора с позолотой и волнистой внутренней поверхностью. Но потом решил, что по пути они разобьются, да и самому еще пригодятся, пока он здесь.
«Забавно, – подумал он, – вот если бы все обиженные или несправедливо уволенные клерки начали тащить из офисов все подряд – бизнес бы встал. Но для того и охрана, чтобы ничего не пропало. В таком случае, можно было бы просто все испортить. Устроить короткое замыкание и сжечь всю оргтехнику. Открыть на кухне воду и случайно уронить в раковину тряпку. А другую тряпку, только побольше, бросить в унитаз и смыть. Бросить на ковролин окурок, лучше, в нескольких местах. Перерезать проводку. Забыть в грозу закрыть окна. Настучать в налоговую. Или сообщить ментам, что здесь везде стоит нелицензионное программное обеспечение. Способов множество, но никто ими не пользуется. Почему? Ложное благородство – человеку дали под жопу, а он боится потерять лицо. А зря».
Подхватив портфель, Коржик вышел из конторы. В будке сидел охранник в ментовской форме. Он жрал сдобную булку и тупо смотрел в монитор – высматривал девок на улице.
Входная дверь открылась, и в нее стремительно зашел один из местных клерков. У него были длинные, как у саранчи, ноги. Он кивнул охраннику и бодро взбежал по ступенькам. Временами казалось, что он вот-вот выпустит тарахтящие крылья и полетит, натыкаясь на стены подъезда. Дверь начала с писком закрываться. Но доводчик работал медленно и в последний момент в щель успела просунуться узкая грязная ладонь с золотыми кольцами. За ней протиснулась цыганка в куртке от спортивного костюма и в цветастой юбке. Следом вошла еще одна. Они увидели охранника и вертушку, но без малейшего смущения направились к лестнице.
– Э-эй, куда?! – закричал охранник, положил булку на стол и выскочил из будки навстречу цыганкам, расставив руки, как огородное пугало.
Цыганки залопотали что-то про помаду и лак для женщин, затрясли сумкой и попытались вписаться в вертушку. Охранник оттеснил их к дверям. Этих цыганок Коржик видел вчера возле памятника Юрию Долгорукому. Они сидели прямо на газоне и обедали. С ними была еще одна товарка помоложе. Они разливали водку по граненым стаканам и закусывали колбасой.