Восхождение - Анатолий Михайлович Медников

смена ждет, дорогой. Ты уж меня прости во второй раз и прими мою сердечную благодарность бригадира, — произнес Копелев, искренне расчувствовавшись, ибо хотя и знал хорошо Алексея Бобкова, а все же ожидал, что тот поломается немного, побурчит, поворчит, а только потом поедет.

На улицу они вышли через пять минут, Копелев не отпускал такси.

— Давай, друг, теперь жми в Ивановское, — дал новый адрес шоферу Копелев. — Время полчаса от силы, смена ждет.

Он чувствовал душевный подъем от удачи, что быстро нашел Бобкова, что тот не кочевряжился и не мотал нервы, а тотчас согласился, и вот сейчас они с удовольствием курили, развалившись на заднем сиденье машины.

— Слушай, товарищ, ты видел таких работяг, которые на смену в такси едут, да еще через всю Москву? — спросил Копелев, от хорошего настроения почувствовав потребность поболтать с шофером. — Если не видел, то посмотри на нас, чудаков.

— На свои деньги катаетесь? — Шофер поинтересовался не без удивления.

— А на чьи же!

— Сильны! Да вы не рабочие!

— Как так? А кто же, по-твоему? — оживился Бобков.

— Мало ли кто!

— Да нет, рабочие, самые настоящие. Машинист у меня не вышел на работу, везу замену. Вопрос принципа. Обещали — надо сделать план.

— Раз обещали, другое дело, — сказал шофер. — Слово надо уважать. Это дороже денег.

— Вот именно, ты хорошо сказал. У нас ведь как бывает, — рассуждал Копелев, подогретый задевающим за живое разговором с шофером, — оправдал слово — верить будут, а соврал, обманул — кто тебе еще поверит! Как себя поставишь среди людей, так к тебе и относиться будут.

Рабочее слово, я думаю, — продолжал Копелев, — должно быть и для себя, и для других прочно и верно, как Указ Верховного Совета.

— Ишь ты, как сечешь словами, аж искры летят! — сказал шофер и даже обернулся за рулем, чтобы разглядеть получше Копелева: сразу чувствуется — человек с весом.

— Ефимыч у нас мужик-кремень! — Бобков произнес это уважительно, с той полнотой выражения доброго чувства к бригадиру, которое не оставляло сомнений в искренности.

— Кремень, кремень! — подхватил шофер.

— Да бросьте вы, ребята! — махнул рукой Копелев. — Какой я кремень? Обычный рабочий, совесть имею, только и всего.

Так, с разговором, в дороге они скоротали время.

По ночным пустынным улицам такси бегут почти без остановок. Когда приехали в Ивановское, было уже около полуночи.

— Давай, Лешенька, в свой скворечник бегом. Час потерян, но почти еще вся смена впереди.

— Сработаем, — кивнул Бобков, — только вот что, Ефимыч: половина за такси — с меня.

— С какой стати?

— По-товарищески.

— Да иди ты знаешь куда! — вдруг рассердился Копелев. — Это я тебя с постели поднял, а не ты меня. Понял?

— Ладно, ладно, не кипятись, береги нервы для личной жизни. Я пошел на кран, — сказал Бобков примиряюще. — Вызывай монтажное звено.

Но монтажники давно уже с нетерпением ожидали Копелева.

— Вот видишь, привез человека, — сказал Копелев звеньевому Максимову, который, заметив такси, первым подбежал к бригадиру. — Да и сам вам помогу. Только начнем в темпе, Валера, в хорошем темпе.

— Ай да бригадир у нас, молоток! — с восхищением произнес Валерий. — Такого поискать еще.

— Ладно болтать-то попусту. Двинулись! — скомандовал Копелев и пошел впереди звеньевого к двери крайнего подъезда. Шагая отсюда по маршевым лестницам, можно было подняться на девятый этаж монтируемого здания.

В картине ночной стройки есть что-то притягательное. Прожекторы ярко освещают площадку, электрические блики скользят по белым бетонным плитам, горит красная звездочка на шпиле башенного крана. И кажется, что она плавает высоко в небе, сдвигаясь то влево, то вправо, словно бы это огни самолета, летящего в темной бездне неба.

А если с высоты девятого этажа посмотреть вокруг, то в любом строящемся районе Москвы увидишь ночью сотни прожекторов и светящихся звезд на башнях кранов, огни на этажах — море огней. Дышит, не затихает ночная строящаяся Москва!

Копелев теперь редко выходил работать в ночную смену, если не было на то особой нужды, его задача в утреннюю пору — организовать все так, чтобы ритмично шло дело во всех трех сменах. Но когда был простым монтажником, он работал и ночью. Поэтому знал по собственному опыту, что в ночных сменах монтажникам все же выпадает большая нагрузка, чем днем. И не физическая это прибавка нагрузки, а скорее нервная. Ночь есть ночь, и как бы ты ни разогревался в движениях, а все-таки если присел где-нибудь отдохнуть, то и сразу клонит ко сну и приходится усилием воли стряхивать с себя это наваждение.

А с другой стороны, ночью всегда прохладнее и воздух свежее, тише кругом и думается лучше, тянет к размышлениям. Копелев едва взобрался на девятый этаж, как тут же взялся за дело, зная, что уже одной своей энергией он возбудит в монтажниках такое же желание работать в охотку, с огоньком и страстью, втянуться в ритм. Схватив лопату, он укладывал бетонную постель под плиты, устанавливал струбцины, проверял насосное устройство бетонного узла.

— Привет, Ефимыч! — услышал Копелев знакомый голос у себя над ухом и почувствовал, что чья-то рукавица коснулась его плеча. Обернулся и удивился. Рядом стоял его заместитель по бригаде Коля Большаков.

— А ты почему не давишь подушку дома? Бессонница замучила?

— На это не жалуюсь. Меня Валера вызвал, — Большаков кивнул на звеньевого. — Боялся, что до тебя не дозвонится, мне первому звякнул.

— Не хотел беспокоить начальство? — Копелев неодобрительно покачал головой. — Ты что же, тоже на такси?

— Да нет, наш же панелевоз подкинул. Ты, Ефимыч, не сердись, я ведь немного машинист, в крайнем случае мог бы сесть за рычаги крана.

— А кто бы тебе это разрешил?

— Никто, Ефимыч, никто. А ночью-то и спрашивать не у кого.

— Это вы бросьте, ребята, тут я вас прошу без самодеятельности. Кран — это есть кран!

Копелев опустил лопату и даже пригрозил пальцем Большакову, а заодно на всякий случай и