Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

Ну вот, наконец­то справились. Теперь надо быстро стаскать все коробки из грузовиков вниз. Машенька тоже носила их, но ей оставили какие полегче — тебе, мол, рожать еще предстоит. Она в ответ только хмыкнула — мол, никогда не задумывалась об этой перспективе. Хотя это, конечно же, было ложью.

Когда с разгрузкой было покончено, машины загнали обратно в гараж. Еще пригодятся, хоть и неясно, когда именно. Каждая новая вылазка оказывалась на порядок труднее предыдущей. Погода все портилась, температура падала почти на градус в сутки, но другого способа достать необходимое для жизни у них не было.

Затем под душ. Сначала в костюме, потом без него, чтобы смыть с себя всю зловредную грязь, чтобы ни крупинки ее не пронести в убежище. Только тогда можно было отдохнуть и чуть расслабиться. Только чуть — ведь впереди очередные тревожные будни.

Их встречали как героев. Было объявлено о временном повышении продовольственного довольствия для всех без исключения. Люди, отвыкшие за это время от чувства сытости, плакали от радости при виде вздымающихся до потолка штабелей банок с тушенкой. Им были рады те самые горожане, которые еще две недели назад стали бы крутить нос и придирчиво осматривать этикетки. Слишком много сои, слишком мало мяса, да и консервантов полный набор! Голод сделал людей менее разборчивыми. Тогдашний суррогат теперь казался им пищей богов. Но ни одна банка не была съедена просто так. Варили суп — сначала густой и наваристый, а затем жидкий и почти безвкусный, чтоб растянуть удовольствие подольше. Демьянов через голову коменданта — черт его знает, вдруг взбрыкнет и запретит! — отдельно распорядился по поводу детей и тяжелобольных. Их пайку сделали немного разнообразнее.

Эти события улучшили настроение жителей убежища. В глазах укрываемых стало чуть меньше тоски и отчаяния. Правда, те, кто не потерял от радости способности заглядывать вперед, даже в эти минуты радости могли бы поразмыслить и прийти к выводу, что все сделанное — полумеры, способные только отсрочить неизбежное. Для решения проблемы требовались радикальные действия.

Глава 4. Час Икс

Прошла неделя. Поверхность быстро остывала. Дождь успел превратиться в снег, лужи начали покрываться тонким льдом, а пепел все еще витал на высоте, недосягаемой для дождей, которые могли бы вымыть его из атмосферы. И был день восьмой, и наступила настоящая ядерная зима.

Время пластично. Иногда бывает, что час тянется как вечность, но в этот раз четыре дня пролетели как одна «пара» в университете, как скучная лекция, которую читает по бумажке преподаватель, ненавидящий свою работу.

Данилов растворился в толпе и в последний раз вел себя «как все». Вести растительный образ жизни и стоять в бесконечных очередях, занимавших добрую четверть дня, оказалось несложно. Иногда Саша жалел, что занят этим не весь день. Потом ему приходилось лежать, уставившись в потолок, слушать тягучую депрессивную музыку в наушниках плеера, найденного в разграбленном ларьке, и стараться не думать, что будет потом. Суп с котом, черт бы его побрал.

В этом он был не одинок. Так же поступали и остальные. Он был одинок во всем остальном. В лагере Саша стал свидетелем страшного психологического феномена. Полной атомизации социума. Это был не коллектив и даже не обычная толпа. Это была птичья стая, которой управляет не лидер, а слепой инстинкт.

Поток беженцев постепенно иссякал, став ручейком, но их и так уже скопилось столько, что прежнее население городка растворилось в них, как сахар в чае. Сто тысяч? Двести? Четверть миллиона?

Да, некоторые уходили — «на юг», как он понял из обрывков путаных разговоров, которые велись на каждом углу. Уходили, сами до конца не понимая, куда держат путь. Как лемминги, маленькие грызуны, которые раз в пять лет собираются в огромные стаи и идут, сметая все на своем пути, чтобы исчезнуть в морской пучине.

Сашу никто не звал с собой, но он не пошел бы в любом случае. На что они надеются? Добраться пешком до экватора? Они не дойдут даже до Алтая. Все дороги заметет после первого же бурана. В том, что бураны будут, парень, родившийся и выросший в Сибири, не сомневался. Как и в том, что никто теперь не выгонит на трассы снегоуборочную технику. К тому же не факт, что «на югах» будет лучше. Вряд ли на свете остались места, где у людей есть лишний хлеб для чужаков. А если их нет, то какая разница, где умирать голодной смертью?

Самыми страшными паникерами оказались не тихие меланхолики. По мере того как сгущалась тьма, безнадега овладела даже самыми энергичными людьми, но теперь вся их энергия шла на создание нервозной обстановки в лагере. Они ходили по комнатам, расспрашивали всех, убеждали, спорили, кричали. Александр старался не слушать их бредни. Эти типы могли выглядеть как нормальные люди, но он видел у них на лицах печать всеобщего безумия.

Время шло, но никто не пришел людям на помощь. Новостей из мира за пределами лагеря не поступало, чего уж говорить о палатках и полевых кухнях. Допотопный ламповый приемник «Пионер», который был у деда из соседнего класса, оставался одним из немногих работающих. Почти все современные устройства скосил импульс, но даже те, что остались, могли принимать только передачи на коротких и ультракоротких волнах. А их не было.

На третий день и из динамиков этого ветерана перестали доноситься звуки человеческой речи. «В этом мире больше нечего ловить», — подумал тогда Саша, хотя прибор, ровесник Второй мировой войны, мог просто исчерпать свой ресурс. Даже если в лагере и были специалисты, способные его починить, никому не было дела до этого реликта. Да и пока он работал, проку от него было мало. Сколько хозяин ни крутил ручку настройки, сквозь треск и кваканье время от времени прорывались лишь обрывки сообщений. И какие обрывки!

Вначале обитатели школы — и Саша не исключение — вслушивались в них с замиранием сердца, но быстро охладели к этому. Долетавшие до них слова и фразы не внушали оптимизма. В них сквозили знакомые паника и отчаяние.

«Четверочка, вы еще держитесь? А мы отдаем концы. Не поминайте лихом…»

«Восьмой, восьмой, почему не выходите на связь? Восьмой, отзовитесь. Ну отзовитесь, вашу мать!.. Да есть там, блин, хоть кто­то живой?!»

«Слава России! Смерть проклятым…»

И даже: «…ибо настал день гнева Его, и кто может устоять?»

Столицы и крупные города Сибири молчали. Вещание продолжали отдаленные гарнизоны и несколько полусумасшедших любителей,