Месяц надежды - Александр Бушковский

Ничего такого особенного в ее наряде не было. Черные брюки и белая блузка навыпуск фасона мужской рубашки, расшитая на груди узорами из золотистых, синих и красных нитей. Но тут он был прав. На такой блузке любое пятнышко будет заметно, и возись с ним потом.

Закончив с приборкой, тщательно вымыв руки, он подошел к ней и легонечко положил ладони на плечи.

Оля с готовностью встала.

Глядя ей в глаза, Алексей спросил:

– Музычку слушать пойдем?

– Пойдем, – сказала она, не отводя глаз. – Вина только захвати.

Как-то незаметно у них все получилось. С этим диваном, словно заколдовал его кто, всегда так выходило. Музыка и хоровод разноцветных огней были сами по себе, а они – сами по себе, лежали на диване и целовались до одури в зыбком разноцветном полумраке. Синий шарик над диваном не горел. Оля так попросила.

В какой-то момент она решительно его отстранила, прикрыла глаза и расстегнула третью пуговицу блузки. Со стукнувшей в виски кровью Алексей решил проверить внезапно возникшую догадку и сам расстегнул четвертую. Со стороны Оли это не встретило ни малейшего сопротивления. Она только глаза совсем закрыла. Еще одну, еще… Он расстегнул блузку сверху донизу и медленно распахнул ее, снова без всякого протеста с ее стороны.

Открылся приятный простор для ладоней и губ. Это был еще один шаг вперед, дураку ясно. Время, как обычно, куда-то исчезло. Все продолжалось целую вечность.

Она кончилась, когда его губы после долгих странствий по нежной коже прочно освоили маршрут вдоль кромки тесных брюк.

Обеими руками гладя его голову, Оля тихо попросила:

– Застегни меня, пожалуйста.

Ему пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы эту просьбу выполнить. Пещерный человек ох как крепенько напомнил о себе. Он пытался вырваться из того пространства, в котором пребывал. Алексею пришлось его осаживать, что всегда давалось ему с трудом. Все же он одолел супостата и старательно застегнул ее блузку, кроме тех двух пуговиц, что изначально были расстегнуты.

Потом он прилег рядом с Ольгой и уставился на кружение по потолку цветных огней. Нет, не похоже на то, что это произойдет сегодня. Просто сделан еще один шаг вперед, что само по себе радостно.

Оля погладила его по щеке и шепнула:

– Ты не обиделся?

– Ни капли, – ответил он. – Был же уговор.

– Налей мне бокал, и просто полежим, ладно?

Он так и сделал, себя, конечно, тоже не обделил. Они какое-то время лежали молча. Олина голова на его руке, цветные пятна плавают, пещерный человек чуть обиделся и унялся.

– Леша, давай поговорим, – предложила она вдруг.

– Давай, – сказал он. – А о чем?

– О прошлой жизни. Понимаешь?

– Кажется, да.

– Ты о себе, я о себе. Согласен?

Еще бы он не был согласен. Ведь ему самому, в общем-то, стыдиться нечего, а она по собственной воле, без малейшего нажима расскажет о том, что Алексею хотелось бы знать. Уж себе-то можно признаться в этом.

– Будешь запевалой? – с хмельной хитринкой поинтересовалась Оля. – Первым начнешь?

– Можно. Если потом такую же откровенность проявят и некоторые другие.

– Уговор, – сказала она твердо. – Вот как ты невинность потерял? Расскажи, мне интересно. – Она приподнялась на локте, заглянула ему в глаза и чуть тревожно спросила: – Ты ведь не думаешь, что я ненормальная?

– Ты просто молоденькая, – с усмешкой ответил он. – А вот мне, старому дядьке, уже приходилось пару раз такие разговоры вести. Обычное дело, в общем. Ну как… В семнадцать лет. У нас в подвале было что-то вроде клуба. На гитаре играли, пили портвешок помаленьку, но сильно не шумели, так что нас не гоняли. Ну вот. Все происходило в совсем не романтических декорациях. Подвал этот с выкрученной лампочкой, нас, лоботрясов, четверо да знакомая девица. Это я ее так из вежливости называю. Ну и причастились все. Не подумай, там ни малейшего насилия не было, просто такая уж была особа, любила очередь. – Он не стал развивать эту тему.

Девица и в самом деле любила очередь, хвасталась однажды, что ее личный рекорд – одиннадцать парней за вечер.

– Понравилось? – с искренним любопытством спросила Оля.

– Как тебе сказать. Когда вышел покурить на свежем воздухе, сложное было чувство. Верней, целых два мешались. С одной стороны, можно бы и погордиться – мужчиной стал. А с другой – в этаких вот декорациях, да еще в очереди. Но в общем и целом понравилось, чего уж там. Какому пацану в семнадцать лет не понравилось бы, когда гормоны из ушей лезут. Ну, чья теперь очередь?

– Уговор есть уговор, – сказала Оля и добавила с неприкрытой грустью: – Счастливый ты, у тебя нормально прошло.

«Вот ешкин кот, – подумал он смятенно. – Ежели мой дебют она считает чем-то нормальным, то что же у самой-то было? Неужели изнасиловали?»

– Помню твою любимую приговорку. А в этой сказке было так… Очень мне нравился один парень. Ну и на одной вечеринке танцевали, целовались, потом ушли в комнату, легли. – Она помедлила. – Одни вульгарные словечки на ум приходят, да других что-то и нет. В общем, он так засадил, что мне показалось, будто меня пополам рвут. Я его с себя форменным образом сбросила, трусики натянула, застегнулась, выскочила и давай реветь. Меня утешают, никто ничего не понимает, он сам в дверях торчит с дурацкой ухмылочкой, а я реву, остановиться не могу. Потом с полгода от парней шарахалась. Так что у тебя по сравнению с моим первым разом была самая настоящая романтика. – Она тяжело вздохнула и сердито добавила: – Скот!

Чуть подумав, Алексей сказал:

– А может, и не скот.

– Был бы ты девочкой и тебе бы так засадили!.. – сердито огрызнулась она.

– Нет уж, Ольга Петровна, давай-ка разберемся, – сказал он рассудительно. – Ты ему говорила, что еще девочка?

– А ты знаешь, нет.

– В комнату сама пошла?

– Ага.

– Легла без всякого принуждения?

– Ну да.

– Извини, трусики он снимал или сама?

– По ходу дела сама.

– Тысячу раз прости, Олечка, но дура ты тогда была первостатейная. Все мы в этом возрасте таковы, только проявляется это по-разному. Вот теперь поставь себя на место парня. Как это для него выглядело? Девушка с ним танцует, целуется, в комнату идет сама, ложится вполне добровольно, сама трусики снимает. Ну откуда ему было знать, что ты еще ни разу?.. Вот он на радостях и засадил, полагая тебя опытной женщиной, которой это понравится. А ты его сразу скотом окрестила. Нет тут ничего от пресловутой мужской солидарности, одни логические раздумья. Ты прикинь с этой точки зрения, да?

– Ну, пожалуй, ты прав, – помолчав с минутку, сказала Оля. – Когда я наконец решилась на второй раз, рассказала парню, как оно было. Он так осторожно все сделал, что мне только под конец стало чуток больновато.