Год грифона - Диана Уинн Джонс

— Но, мама, все еще хуже, чем ты думаешь! Ольга... — услышал он, закрывая за собой дверь.

Затем король Лютер стремительно, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, миновал несколько каменных коридоров и сбежал по сырой винтовой лестнице, ведущей во дворик и сад, который избрал своей резиденцией Эндимион. Юный дракон, разумеется, был именно там. Он лежал, свернувшись клубком, у каменной скамьи и доедал овцу, которую получил на ужин. Детская чешуя Эндимиона сверкнула золотом и медью в лучах заката, когда дракон вежливо подвинулся, чтобы король мог присесть на скамью и отдышаться.

Не прошло и пары секунд — король Лютер едва успел восстановить дыхание и сделать вид, что сидит тут уже давно, — как во дворик, подобрав юбки и придерживая развевающуюся потрепанную шаль, влетела Изодель. Дракон так сверкал, что отца она даже не заметила.

— Эндимион, доедай скорее! — выдохнула она. — Нам снова надо в университет, немедленно!

— Да ну? — насмешливо спросил король Лютер. Изодель отпрыгнула в сторону на добрый ярд. — Ты можешь поехать вместе со мной завтра утром, если уж тебе так хочется.

Изодель гневно воззрилась на него. Она открыла было рот, потом снова закрыла и с достоинством поправила шаль.

— Нет, спасибо. Я предпочту остаться здесь и помогать матушке.

— Ну, в таком случае ты точно поедешь со мной, — сказал отец. — А то неизвестно, что еще вы задумаете.

— Вы что, нарочно стараетесь сделать всех как можно более несчастными? — спросила Изодель.

— Как хорошо ты меня понимаешь! — сказал король Лютер. — Ты поедешь со мной, а остальные останутся здесь, без гроша денег, именно по этой причине. Изодель, ты прекрасно знаешь, что я вообще-то не тиран. Но сегодня вы предали мое доверие. Вы все, и в первую очередь — ты и Лукин. Изодель выпрямилась. Ее руки, сжимавшие шаль, дернулись вниз так резко, что голова девушки рывком запрокинулась.

— Ах, не тиран? — переспросила она. — А о каком доверии вы говорите?

Отец мрачно воззрился на дочь, гадая, что он сделал не так. Такое впечатление, будто он и его семья каким-то образом разминулись во мраке. Однако он не был намерен спускать им с рук их сегодняшние выходки! Король обернулся к дракону.

— Эндимион, — сказал он, — тебе придется оставить Лютерию. Немедленно.

Эндимион, который все это время добросовестно глодал свою овцу, делая вид, будто ничего не происходит, удивленно взглянул на него большим зеленым глазом.

— Почему это?

— Потому что я, король, так повелеваю! — сказал король Лютер. — Потому что если ты останешься, ты будешь тайком пособлять Изодели, я знаю.

— Но я принес клятву Изодели, а не вам, сир, — невозмутимо возразил Эндимион.

— По драконьим меркам ты еще слишком молод, чтобы приносить кому-то клятвы, — сказал король Лютер. — Я изучал драконоведение и знаю, что ты еще птенец, да еще и беглый птенец к тому же. Имей в виду, что я неплохо знаком с вашим королем и собираюсь отправить к нему голубя, чтобы сообщить, где ты находишься.

Из пасти Эндимиона вырвался слабый язычок дымного пламени. Овечья шерсть вспыхнула и задымилась, завоняло паленым.

— Вы этого не сделаете!

— Еще как сделаю! — сказал Лютер. — Отсюда я иду прямиком на голубятню. Если ты улетишь немедленно, ты еще поспеешь туда раньше голубя и сможешь сделать вид, что вернулся добровольно.

— Это нехорошо с вашей стороны, — сказал Эндимион. — Ну ладно.

Он ловко поднялся на ноги и с хрустом расправил крылья. Потом очень нежно ткнулся носом в окаменевшее лицо Изодели.

— Я еще вернусь, моя принцесса! — сказал он.

Его крылья, точно паруса, поймали вечерний ветер с гор, и дракон тотчас взмыл в небо. Слегка покачивая ими, он кругами поднимался все выше и выше и вскоре уплыл прочь темной тенью на фоне темнеющего неба.

По щекам Изодели катились слезы.

— Я позабочусь о том, чтобы эта поездка была для вас, батюшка, такой же неприятной, как и для меня! — пообещала она.

Король Лютер только кивнул. Он знал, что Изодель не шутит, но полагал, что он это переживет. Он привык быть несчастным.

Примерно в это же время достиг своей цели тот голубь, что летел на восток. Поскольку Амперсанд расположен гораздо южнее Лютерии, на город уже спустилась ночь. Ночь окутала расписные шпили, купола и башенки эмирского дворца. Сам эмир вышел прогуляться в один из своих садов после ужина, чтобы полюбоваться луной и насладиться легким и печальным ароматом наступающей осени. Туда ему и принесли голубя. Птица уютно сидела в ладонях прислужника, поблескивая круглыми глазами. Шедшие следом слуги несли светильники, чтобы эмир мог тут же прочесть прибывшее с голубем послание, а за слугами шел великий визирь, который лично вынул крохотную полоску бумаги из трубочки, привязанной к лапке птицы, и с поклоном протянул ее эмиру.

Эмир взял послание, развернул его и сощурился. Слуги поспешно поднесли светильники поближе.

— Что за невозможно мелкий почерк! — пожаловался эмир.

Визирь щелкнул пальцами. Слуга протянул эмиру очки. Эмир надел их и снова поднес бумажку к носу. На этот раз он, похоже, сумел разобрать послание. Все расслабились. А зря.

Эмир читал, и его лицо постепенно наливалось темной кровью. Визирь тайком сделал одному из слуг знак сбегать за лекарем. Правитель каждый раз категорически отказывался от услуг целителя, однако в последние два месяца эмира беспокоило сердце, и визирь распорядился, чтобы лекарь всегда находился поблизости — просто на всякий случай. Слуга побежал за целителем, но тут эмир испустил такой яростный вопль, что слуга замер на месте, будто ему в спину вонзилась стрела.

— Ах, гнусные свиньи! — возопил эмир. — Стражу, верблюдов, оружие! Я отправлюсь и сровняю с землей этот подлый университет!

— Как, лично, милостивый владыка? — осмелился спросить визирь.

— Разумеется, лично! — рявкнул эмир. — Теперь эти маги уже дважды нанесли ущерб моей чести. На этот раз эти сыны неизвестных отцов опозорили семерых моих лучших ассасинов! Я этого так не оставлю!

— Но, милостивый владыка! — возразил визирь. Ему уже мерещился сердечный приступ, хаос, кризис и, самое страшное, двадцать два сына эмира, ни один из которых пока что не был назначен наследником Амперсанда, отчего все двадцать два знатных отпрыска все сильнее возмущались. — Не лучше ли, не разумнее ли будет отправиться в путь завтра на рассвете? Ваша стража успеет как следует подготовиться, да и вы, ваша милость, успеете отдохнуть...

«А там, глядишь, поостынете, да и вовсе передумаете», — подумал он про себя, хотя вслух бы он этого, разумеется, ни за что сказать не посмел.

Эмир подергал себя за нижнюю губу, нахмурился и задумался. Слова визиря были разумны. Когда уезжаешь в спешке, непременно что-нибудь да забудешь, а эмир твердо решил отомстить университету с чувством, с толком, с расстановкой. Он намеревался разобрать университет по камушку, а тамошних волшебников покрошить на мелкие кусочки.