Охота на сверхчеловека - Дмитрий Казаков

– А они у тебя есть?

– Найдем. За отдельную плату, само собой. Но можно сделать так, что у тебя изменится цвет лица, появятся морщины там, где их не было. Не нарисованные, а настоящие. И все это на время.

– Надолго?

– На сутки точно. Ладно, котик, – Карла взял с полки под зеркалом машинку. – Начнем со стрижки, а ты пока думай. Если согласишься, то весь комплект, включая ночлег и линзы, обойдется в двести евро.

Машинка коснулась затылка и негромко зажужжала. Семен невольно дернулся, но заставил себя расслабиться. Ощутил холодок там, где волос стало меньше, и холодок этот неспешно пополз в сторону макушки.

Вскоре все было кончено. Из зеркала на Радлова смотрело знакомое лицо, над которым неприятно белел голый череп.

– Да, котик, краше ты не стал, – Карла выключил машинку. – Ну что, ты решил насчет остального?

– Я согласен.

Где-то под потолком негромко, но требовательно звякнуло.

– Погоди, дела зовут, – крашеный блондин исчез за ведущей к стойке дверью, но быстро вернулся.

– Я согласен, – повторил Радлов больше для себя самого.

Здравый смысл вопил, что он совершает страшную ошибку, забравшись в притон и доверившись неизвестно кому. Бороться с ним помогало четкое осознание – оставь Семен лицо без изменений, его поймают, едва он выйдет на улицу.

– Ну что, за дело, котик? – хмыкнул вернувшийся Карла. – Сейчас все сделаем не хуже, чем в дорогом салоне…

Он открыл дверцу стоявшего в углу шкафа из желтого коридола, загрохотал там чем-то. Когда вернулся к креслу, то в руках у него была плоская коробка с прозрачной крышкой.

Внутри лежали продолговатые тюбики, желтые, красные и бирюзовые. В особом отделении располагались инъекторы с невероятно тонкими насадками, блестели такие инструменты, каких Семен никогда не видел. Один напоминал морского ежа из металла, другой походил на портативный трансактор.

– Э… это безопасно? – поинтересовался Радлов.

– Вполне. В худшем случае, если я ошибусь, тебе просто слегка перекосит физиономию. Но ведь ты, котик, этого и добиваешься, правда?

Спорить было сложно.

– Прикрой глаза, милый мой, – велел Карла.

Семен послушался. Тонкие холодные пальцы ощупали его лицо. Затем начались другие касания – на уголки глаз и рта, лоб, щеки и скулы оказалась нанесена неприятно пахнущая жирная паста. Она быстро высохла, кожу стало тянуть.

– Очень неплохо, – пробормотал Карла. – Теперь не дергайся, будь хорошим мальчиком.

Он с ловкостью опытной медсестры сделал с полдюжины инъекций. После них лицо Семена онемело полностью.

– Так, посмотрим, что мы сможем сделать… Вот тут, вот тут… – продолжал бурчать Карла, – очень неплохо… Сам Радзюковский не исполнит лучше… Ха-ха, котик, теперь посмотри на себя.

Радлов открыл глаза.

На него глядел облаченный в зелено-оранжевый спортивный костюм человек лет сорока. Морщины бороздили его лоб, лицо выглядело перекошенным, а на правой щеке располагался старый шрам, похожий на белого червяка.

– Э… это я? – поверить в то, что смотришь на себя, оказалось почти невозможно.

– Что, доволен, котик? – Карла улыбнулся. – Онемение пройдет через часик, а сам грим сойдет часов через двадцать пять. Стирать ничего не надо – он просто впитается в кожу. Мыть можешь без боязни. Эта штука водостойкая, ее даже кислота не возьмет. Сейчас принесу линзы.

Он сложил инструменты в коробку, убрал ее в шкаф. Вытащил другую, принялся в ней рыться.

– Вот, – взгляду Семена предстал круглый футляр размером с монету. – Вставь их, и твои глаза станут черными, словно грех. Надеюсь, умеешь пользоваться?

Радлов вытащил из футляра комочек линзы, осторожно поместил в глаз. Тот на миг зачесался, изображение стало мутным, но сразу пришло в норму. Проделал то же самое со вторым.

Лицо в зеркале стало еще более чужим.

– Я доволен, – проговорил Карла задумчиво. – Тебя, котик, можно показывать родной мамочке, и она останется в дурочках. Ну что, ты готов платить?

– Погоди… так вот… слушай, а одежды какой-нибудь у вас нет? А то это костюм мне… – загримированные щеки чуть заалели, – надоел…

– Ах, вот как? – на лице Карлы возникла понимающая ухмылка. – Ну, какое-то барахло в подсобке валяется. Постояльцы иногда забывают вещи. Пойду, гляну, что там есть. А ты пока готовь карточку.

Он ушел. Семен осторожно, точно хрупкий цветок, потрогал собственное лицо, прошелся пальцами по морщинам, что и на ощупь выглядели настоящими. Едва успел коснуться шрама, как вернулся Карла с охапкой костюмов, штанов, плащей, свитеров и вообще непонятно чего.

– Вот, – сказал он, бросая вещи на пол. – Покопайся тут. Может, чего-нибудь и найдешь. За счет заведения. И где мои деньги, котик?

Радлов вынул кредитку и через минуту счет Оскара Столпника стал на двести евро меньше. Покончив с оплатой, принялся копаться в шмотках. Отложил в сторону то, что обладатели нетрадиционной сексуальной ориентации носят на своих вечеринках – плавки с игривыми аппликациями, штаны, на первый взгляд состоявшие из одних лент, пиджак с накладной женской грудью.

Карла наблюдал за ним с улыбкой.

– Вот это подойдет, – Семен отобрал джинсы, чуть узковатые, но хотя бы без прозрачных вставок, и черно-зеленый свитер с вышитым на спине крылатым фаллосом. Ничего более приличного в куче не нашлось.

– Как скажешь, котик.

Переодевшись, Радлов стал выглядеть как потрепанный жизнью путешественник, болтающийся по Европе и перебивающийся случайными заработками. Подобные типы встречались от Тронхейма до Афин, селились в хостелах и кемпингах. Полиция смотрела на них без особой радости, но обычно не трогала.

– Все? – поинтересовался Карла.

– Как у вас насчет еды?

– Можешь заказать пиццу, котик. Тебе ее принесут прямо в номер. Ладно, пойдем. Твоя комната – третья. Это на втором этаже, в конце коридора. Занимай любую свободную койку. Душ и туалет – за торцевой дверью. Завтрака у нас нет, но на Кржижиковой есть хороший бар, работает с восьми утра. Еще что-то?

– Э… нет.

– Ну и отлично, – и Карла одарил Семена очередной улыбкой.

Они вышли из парикмахерской. Радлов по темной лестнице поднялся на второй этаж и очутился в длинном коридоре с высоким потолком, на котором тускло горела единственная лампочка. Прошел его почти до конца и остановился у двери, украшенной большой цифрой три.

Несколько минут собирался с духом, а затем вошел.

Комната была просторной и унылой, как больничная палата. Покрашенные в серый цвет стены, большие окна, шесть расставленных в два ряда коек, около каждой – тумбочка и небольшой столик. В углу – раковина, над ней – засиженное мухами зеркало. И самый настоящий дощатый пол.