Хозяйка почты на улице Роз - Анна (Нюша) Порохня

от подачек тех самых родственников-снобов, которые скорее удавятся, чем дадут лишнюю монету! А у Равины не такое большое наследство, чтобы обеспечивать вас обоих!

— Я твоя родственница и я — за! — поддержала эту идею вдовствующая виконтесса. — Нужно хорошо подумать, как реализовывать товар, чтобы никто не догадался, что ты имеешь к нему отношение. Вот и все!

Я же не могла отвести взгляд от шёлкового белья, украшенного кружевом, лентами и золотым шитьем. Панталончики Виолетта сделала намного короче, чем положено, что было сродни революции, а обычные однотонные корсеты она вышила просто невероятными узорами!

Нет, это нужно нести в массы, не задумываясь!

Мы с подругами просидели до позднего вечера, придумывая, как начать продавать белье, и пришли к выводу, что это нужно делать через цветочный магазин Франциски.

— Для начала я предложу его тем дамам, которые иногда нарушают правила, — Франциска улыбнулась. — В нашем городе есть бунтарки, Рене. Начнем с них. Мне все равно, что обо мне скажут, так как ни от кого, не завишу.

— Правильно! А уж они разнесут новость по остальным! — я испытывала настоящую радость. Пора всколыхнуть это застоявшееся болотце. — Главное, не говорить, где именно ты берешь белье.

Уже лежа в постели, вспоминая события прошедшего дня, я не переставала улыбаться. Несмотря на инцидент с племянниками вдовы Блумкин, он был плодотворным. Я договорилась с архитектором, поскандалила с лордом Коулманом, избила неприятных личностей и вместе с подругами придумала, как продвинуть белье Виолетты. Чудесный день!

Задув свечу, я опустила голову на мягкую подушку, закрыла глаза и только приготовилась провалиться в сладкий сон, как вдруг услышала тихую мелодию. Кто-то играл на скрипке.

Чарующая и печальная музыка переливалась, будто ограненный алмаз. Нежная, плавная, пронизанная светлой грустью, от которой щемила душа. Звучание скрипки было настолько прекрасно и одновременно грустно, что я не смогла сдержать нахлынувших слёз. Скрипач умел коснуться самых глубоких струн, которые отзывались затаенной болью.

Кто же ты? Откуда пришел с этой музыкой, похожей на плач, на шорох дождя, на шепот тумана?

С гулко бьющимся сердцем я подошла к окну и посмотрела вниз. Странным образом фонарь у почты не горел, хотя все время его мягкое сияние освещало тротуар. От дальнего же фонаря свет почти не попадал сюда, но большой силуэт я увидела сразу.

Мужчина стоял на мостовой, и все его мощное тело плакало вместе со скрипкой, которую он прижимал к шее. Но длилось это всего лишь несколько секунд. Сначала силуэт растворился в темноте, а потом в ней растворилась музыка, задержавшись в воздухе щемящей нотой.

— Я твой лорд… — раздался совсем рядом тихий шепот. — Ты принадлежишь мне…

В листве зашелестел дождь, засеребрился на мостовой, будто смывая следы присутствия незнакомца. Он становился все сильнее, и вскоре между камнями потекли ручейки, разделяясь на многочисленные дорожки.

Я еще долго всматривалась во влажную темноту, но больше ничто не нарушало таинственную тишину ночи. Фонарь под окном несколько раз мигнул и его теплый свет пролился на чернеющие кусты. Магия…

Вернувшись в кровать, я не могла успокоиться. Чарующая музыка не покидала мою голову, гипнотизируя своим печальным звучанием. Она была как откровение. Мне никогда не приходилось слышать настолько чудесной мелодии.

Я ни минуты не сомневалась, что это тот же самый человек, который появился в моей спальне, который был на карусели, и который обладал магией Могильщиков. Он снова явился ко мне, давая понять, что его приход уже не за горами.

* * *

Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,

У того исчез навеки безмятежный свет очей,

Духи ада любят слушать эти царственные звуки,

Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,

Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,

И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,

И когда пылает запад и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,

И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, —

Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи

В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.[3]

Глава 44

Господин Клаус придирчиво рассматривал каждую комнату, каждый уголок дома вдовы Блумкин. Он обошел его вокруг, что-то мерил шагами, ворчал, записывая в блокнот свои подсчеты, а потом сказал:

— Ничего сложного здесь нет, леди Рене. Строительство не будет долгим. Я сегодня же дам распоряжение прорабу, чтобы он привез материалы и нашел рабочих. Желательно местных, чтобы они после трудового дня шли к себе домой, иначе вам придется оплачивать их проживание.

— Благодарю вас! — я внимательно слушала его, стараясь не упустить ни единой мелочи.

— Это еще не все. Насколько я понимаю, вы ничего не