Берия. Арестовать в Кремле - Анатолий Сульянов

Вытащили на белый свет «дело о грабеже Германии». Повод для ареста обозначен. Телегину предъявили официальное обвинение — разбазаривание госимущества. На запрос Главного военного прокурора генерал-лейтенант Телегин сообщал: «На поставленный мне вопрос об основании на отправку различного оборудования Татарскому горсовету сообщаю. Татарский горсовет и горком ВКП(б) обратились ко мне как к своему земляку с официальной просьбой оказать помощь городу в оборудовании электростанции, кирпично-черепичного завода, в автотранспорте и пр.

Зная крайнюю нужду города, я официально запросил ЦК ВКП(б) тов. Маленкова Г. М. о разрешении на отправку просимого имущества и вскоре получил официальное разрешение.

На основе полученного разрешения тов. Маленкова Г. М. мною было дано приказание об отправке имущества Татарскому горсовету… Последний получил специальное разрешение Совмина РСФСР об установке этого оборудования. 12.09.1947 года. г. Москва».

Берия жаждал компроматов на главную жертву — Г. К. Жукова, искал тех, кто может «помочь» в «свержении» одного из самых ярких героев Отечественной войны, прославленного полководца, любимца народа; он понимал, что Сталин не даст разрешения на арест трижды Героя Советского Союза, пока не будет весомых доказательств.

Следуют новые аресты. В подвал Лубянки вталкивают маршала артиллерии Н. Яковлева, маршала авиации Г. Ворожейкина, топор занесен над Главным маршалом артиллерии Н. Вороновым…

Берия торопил Абакумова, тот, в свою очередь, торопил следователей, не стесняясь во всеуслышание говорить о применении самых изощренных пыток, вплоть до раздавливания каблуками сапог мужских органов, запихивания раскаленного шомпола в анальное отверстие, заталкивания иголок под ногти… Не все смогли выдержать такое — в беспамятстве, обезумев от боли, случалось, подписывали, не читая, составленные следователями протоколы. Позже, придя в себя, перечитывая их, подследственные не соглашались с формулировками и выводами.

Чего хотели добиться Берия и Абакумов? Они пытались «создать» еще один «заговор военных», во главе которого стоял бы маршал Г. К. Жуков, как это сделал Ежов в 1937 году, когда были обвинены в «заговоре» Тухачевский, Якир, Примаков, Уборевич и другие видные военные руководители. Только таким мощным «делом» можно воздействовать на Сталина и убедить его в необходимости ареста Жукова. Было ясно, что Лаврентий Павлович по-прежнему пытался создать мнение у Сталина о появлении новых «врагов народа», на этот раз среди высшего командного состава. Давление на Сталина оказывал не только Берия, усердствовали и Маленков, и Каганович, и Молотов. И это давление не замедлило сказаться. После неоднократных стычек с министром Вооруженных Сил Булганиным главнокомандующий сухопутными войсками маршал Жуков понял, что придирки Сталина к нему кем-то заранее преподносятся генералиссимусу в превратном, извращенном виде, и Сталин, похоже, верил во все то, что ему докладывал Берия.

«Я чувствовал, что вокруг меня, — вспоминал позже Жуков, — идет какая-то неблаговидная работа. И, наконец, разразилась для меня крупная неприятность. Сталин собрал Главный военный совет, на который были приглашены все члены Политбюро, маршалы, генералы, в том числе Ф. И. Голиков и А. В. Хрулев. В зал заседания вошел Сталин. Он был мрачен, как черная туча. Ни слова не говоря, он достал из кармана бумагу, бросил ее секретарю Главвоенсовета генералу С. М. Штеменко и сказал: «Читайте». Штеменко, взойдя на трибуну, начал чтение. Это было заявление на маршала Жукова от бывшего адъютанта подполковника Семочкина и Главного маршала авиации А. А. Новикова, содержащихся в тюрьме, арестованных органами госбезопасности. Заявление было написано на нескольких листах, основная суть сводилась к тому, что Жуков нелояльно относится к Сталину, считает, что он, Жуков, а не Сталин, вершил главные дела во время минувшей войны, что якобы Жуков неоднократно вел разговоры, направленные против Сталина. Якобы я во время войны сколачивал вокруг себя группу недовольных генералов и офицеров.

После зачтения этого заявления Сталин предложил высказаться. Выступили Молотов, Берия и Булганин. Все они критиковали меня за то, что я оказался не благодарен Сталину за его хорошее ко мне отношение, что я якобы зазнался и не хочу считаться не только с авторитетом Политбюро, но и лично Сталина, что меня следует одернуть и поставить на свое место.

В таком же духе выступил генерал Голиков, указав, что якобы я зря снял его с должности командующего фронтом за неудачу действий войск фронта под Харьковом в 1943 году. Но большинство выступавших маршалов меня поддержали. Особенно резко в мою защиту выступил маршал бронетанковых войск П. С. Рыбалко, рассказавший, как в особо сложных условиях и опасных моментах Жуков помогал войскам находить правильные решения и громить врага.

Кончилось тем, что меня сняли с должности главкома сухопутных войск и отправили командовать войсками Одесского военного округа, а на состоявшемся Пленуме ЦК ВКП(б) вывели из состава ЦК без всякой формулировки. А. А. Жданов при этом сказал: «Жуков еще молод и не созрел для ЦК».

Это был первый успех Берия, и он с Абакумовым сразу начал готовить второй этап операции по «делу Жукова»…

Утихнувшие было аресты военачальников возобновились с новой силой. В тюрьмы и лагеря под строжайшим конвоем направлялись генералы, адмиралы, офицеры, еще недавно совершавшие на полях войны героические подвиги, проявившие себя в руководстве фронтами, армиями, дивизиями, полками. Причем в первую очередь арестовывались те генералы и офицеры, которые были рядом с Г. К. Жуковым на фронтах, в Генеральном штабе, в Группе советских оккупационных войск в Германии. Сам Жуков все это время находился под негласным контролем сначала в Одесском, а затем и в Уральском военных округах. «Дело Жукова» росло не так быстро, как бы хотелось Берия, а потому в ход пускались испытанные в довоенные годы приемы: избиения, глумление, пытки, издевательства, аресты родных и близких».

В конце войны и сразу после ее окончания в ГУЛАГи потянулись эшелоны тех, кто волею обстоятельств, зачастую не по личной вине, оказался в многочисленных лагерях военнопленных. Командиры и красноармейцы, находясь в плену, старались не запятнать себя служением гитлеровской Германии, тысячами бежали из плена, становясь в ряды Сопротивления, но были и такие, которые перешли на сторону врага. Честные советские военнопленные ждали с нетерпением того дня, когда их освободит наступающая Красная Армия и они смогут встать в ее строй или вернуться к своим семьям, на свои предприятия, в колхозы и совхозы.

Но для них было уготовано другое: лагеря и тюрьмы. И часто на одних и тех же нарах, в одних и тех же бараках находились и недавние командиры и бойцы Красной Армии, и запятнавшие себя полицаи и предатели…

В победном мае 1945 года Сталин направил специальную директиву: «Командующим войсками 1-го и 2-го Белорусских, 1-го, 2-го, 3-го и 4-го Украинских фронтов. Тов. Берия, тов. Меркулову, тов. Абакумову, тов. Голикову, тов. Хрулеву, тов. Голубеву.

Военным советам фронтов сформировать в тыловых районах лагери для размещения и содержания бывших военнопленных и репатриируемых советских граждан на 10 000 человек каждый лагерь. Всего сформировать: во 2-м Белорусском фронте — 15, в 1-м Белорусском фронте — 30, в 1-м Украинском фронте — 30, во 2-м Украинском фронте — 10, в 3-м Украинском фронте — 10 лагерей.