Не уходи - Маргарет Пембертон

* * *

Вечером, лежа в постели и листая журналы, купленные Грегом перед отплытием, Лизетт наткнулась на большую статью о Берлине. Грег, стоя под душем, спросил сквозь шум воды, не хочет ли Лизетт завтра с утра пойти с ним в гимнастический зал. Она не ответила ему. Берлин, город, который так любил Дитер, лежал сейчас в руинах.

Фотографии свидетельствовали о бедственном положении гражданского населения. Люди стояли в очередях за хлебом и картошкой, ждали у колонок, когда начнет капать отвратительная на вкус вода. Величественный прежде город был теперь разделен войсками союзников на четыре оккупационные зоны. Американские солдаты, жующие резинку, развязно расхаживали по Тиргартену, где ребенком гулял Дитер. Британские солдаты слонялись без дела перед обветшалым фасадом отеля «Адлон», где Дитер пил когдато холодный лимонад.

Лизетт закрыла журнал, у нее защемило сердце. Как Дитер ненавидел бы оккупантов, вторгшихся в его город, какое отвращение вызывал бы у него вид солдат союзных войск! Может, и мать Дитера стоит вместе с этими бедными женщинами в очереди за едой? Может, и она осталась без дома и средств к существованию? Лизетт вспомнила фотографию, стоявшую на прикроватном столике в комнате Дитера в башне: улыбающаяся, окруженная цветами женщина. Теперь она потеряла сына и никогда не узнает, что у нее есть внук.

— Так мы пойдем завтра в гимнастический зал перед завтраком? — Грег вышел из душа, энергично растираясь полотенцем. Он замер, заметив, как бледна Лизетт. — Что случилось? Ты плохо себя чувствуешь?

Лизетт покачала головой.

— Я вызову корабельного доктора. — Грег протянул руку к телефону.

— Нет! Прошу тебя, дорогой, не надо. Просто немного болит голова. К завтрашнему утру все пройдет.

Грег недоверчиво посмотрел на Лизетт, и она через силу улыбнулась.

— Пожалуйста, не беспокойся.

— Ну, как хочешь. А может, выпьешь аспирин? Или коньяк?

Лизетт снова покачала головой:

— Нет, мне просто надо поспать. Спокойной ночи, Грег.

— Спокойной ночи, любимая.

Когда он юркнул в постель, Лизетт прижалась к нему. Однако ей долго не удавалось уснуть.

* * *

Через неделю их пароход на рассвете проследовал мимо статуи Свободы.

— Она великолепна! — Глаза Лизетт радостно засверкали. — Я даже не представляла себе, что статуя такая огромная!

Они стояли, облокотившись на поручни. Грег обнял жену за талию и крепко прижал к себе. «Либерти» входил в спокойные воды гавани Нью-Йорка.

— А мы задержимся в Нью-Йорке? — спросила Лизетт, когда они прошли таможню. — Покажешь мне Эмпайр-стейт-билдинг и Центральный парк?

Грег засмеялся, радуясь тому, что оставил за океаном истерзанную войной Европу и снова ступил на американскую землю.

— Мы пробудем здесь столько, сколько ты пожелаешь, дорогая. Можем провести здесь медовый месяц.

— А я уж подумала, что с прибытием в Америку наш медовый месяц закончился. — Лизетт лукаво улыбнулась.

— Наш медовый месяц никогда не закончится. — Глаза Грега излучали нечто такое, от чего у Лизетт перехватило дыхание. — Мы остановимся в отеле «Плаза», и я покажу тебе город.

Лизетт крайне удивило, что в Нью-Йорке так мало людей говорят по-французски. Портье в отеле знал несколько фраз, а весь прочий персонал был способен лишь пожелать доброго дня или доброго вечера.

— Да, надеялась, что здесь все хоть немного говорят по-французски, — встревожилась Лизетт. — Как же я буду обходиться без тебя? Мой английский акцент ужасен.

— Твой английский акцент очарователен, — заверил ее Грег. — Он всех восхитит. Как и ты сама.

Лизетт усомнилась в словах Грега, но уже через несколько дней убедилась, что он был прав. Все, с кем она заговаривала, тут же расплывались в улыбке и терпеливо выслушивали ее.

Нью-Йорк Лизетт понравился. Большой, шумный, он совершенно не походил на торговые города Нормандии, но было в нем нечто возбуждающее, притягательное.

При посещении одной из картинных галерей они встретили старого друга Грега, с которым тот вместе учился в колледже. Когда Грег представил ему жену, американец восторженно приветствовал ее и поздравил Грега с тем, что ему чертовски повезло. Потом друзья заговорили о людях и местах, неизвестных Лизетт, и она, извинившись, удалилась в дамскую комнату. Возвращаясь оттуда, Лизетт услышала, как американец сказал:

— Она потрясающая женщина, Грег, но ты ведь рисковал, не так ли? Как я слышал, на территории действия режима Виши многие французские девушки проявляли благосклонность к немцам.

Лизетт подумала, что Грег ударит собеседника, но он только сурово сказал:

— Никогда больше не смей так говорить о моей жене и ее стране! Ты ничего не знаешь о французах и о том, что им пришлось пережить! Боже мой, когда я думаю, сколько выстрадала из-за немцев Лизетт… они сожгли ее дом… она одна похоронила родственника, убитого ими…

Приятель Грега смутился.

— Я же не знал этого. «Ньюсуик» публиковал фотографии французских девушек, которые сотрудничали с немцами. Потом им публично обривали головы. И таких было много. Они развлекались, пока мы рисковали жизнью, освобождая их. Вот и все.

Жилы вздулись на шее Грега.

— Никогда так больше не говори! — угрожающе прорычал он. — А теперь убирайся к черту!

— Ладно-ладно, не горячись. Чертовски много американцев погибло, вытаскивая Европу из дерьма, в которое она сама себя загнала. И, встречая европейца, я просто хочу знать, на чьей он был стороне во время войны.

Терпение Грега иссякло, он шагнул вперед, но его приятель поспешно ретировался.

Лизетт задрожала. Ей пришлось наблюдать отвратительную сцену, как тогда, в Байе, в день рождения Доминика.

Обернувшись, Грег увидел, что жена потрясена, и быстро подошел к ней.

— Не обращай внимания на болтовню этого кретина. Он ни черта не знает о том, что происходило в Европе.

— Ничего… Я все понимаю.

Но на самом деле Лизетт не понимала, что имел в виду Грег, рассказав, как она одна похоронила родственника, убитого немцами. Лизетт похоронила только Дитера. И Грег сам разрешил ей сделать это. У нее закружилась голова.

— Пойдем пообедаем где-нибудь, — предложил Грег, увидев, что перебранка привлекла к ним внимание посетителей галереи. Лизетт кивнула и через силу улыбнулась, но настроение было испорчено. Она представила себе, что было бы, если бы «Ньюсуик» поместил на своих страницах и ее фотографию. С каким ужасом и отвращением Грег рассматривал бы ее!

Спустя две недели они отправились с Центрального вокзала в трехдневное путешествие в Сан-Франциско. Когда поезд отошел от перрона, Грег с тревогой посмотрел на Лизетт. В глазах ее застыло странное, испуганное, почти затравленное выражение. Может, жену опечалило, что они покидают Нью-Йорк?