Подводный ас Третьего рейха. Боевые победы Отто Кречмера, командира субмарины "U-99". 1939-1941 - Теренс Робертсон

На платформе охранники снова оставили Касселя одного, поручив ему охранять винтовки, а сами отправились в кабинет начальника станции позвонить. Затем они вернулись и принялись решать, кто им подпишет расписку, если они оставят пленного одного на станции ожидать транспорта из Брукса. В соответствии с существующей практикой охрана, передавая пленного друг другу, получала расписку в том, что «одно тело доставлено». Поразмыслив, капрал решил, что Кассель должен написать эту расписку сам. Пленный ответил, что вряд ли такой документ будет иметь законную силу, поскольку само «тело», скорее всего, не имеет права удостоверять свою доставку. Но капралу очень хотелось поскорее вернуться в поезд, и он продолжал настаивать. Более трезвый рядовой нерешительно поддержал Касселя. Стоящий на платформе посторонний человек азартно включился в спор и тоже стал на сторону пленного. Дискуссия продолжалась довольно долго. Все это время ухмыляющийся Кассель держал под мышкой обе винтовки. В конце концов несколько подуставший капрал объявил, что он пойдет и позвонит опять в Брукс. Пусть решение примет сержант.

Оба охранника, покачиваясь, удалились в сторону станционных построек. Больше их никто не видел. А Кассель продолжал разговор со своим случайным собеседником до тех пор, пока на перроне не появился дребезжащий старенький «форд». Сидящий за рулем фермер высунул в окно голову и крикнул:

– Где здесь пленный для Брукса?

Кассель пожал руку собеседнику и направился к машине. А на следующий день в утренней газете Калгари появилась статья под заголовком «Добросердечный нацист трогательно заботится о своих перепившихся охранниках». Случайный знакомый Касселя оказался репортером местной газеты. Кассель был занят на сельскохозяйственных работах в районе Альбертс до самого конца войны. Как-то раз из лагеря Медсин-Хэт прибыли проверяющие. Пока офицеры беседовали с владельцем фермы, Кассель успел пообщаться с водителем джипа. Водителю было явно скучно возить офицеров с одной фермы на другую. Разговорившись с приветливым пленным, он рассказал, что в прошлом был моряком торгового флота, но его судно торпедировала и потопила немецкая подводная лодка. Сам он был ранен, а после госпиталя остался служить дома. Кассель поинтересовался названием судна и даже слегка вздрогнул, когда услышал в ответ: «Магог». Бывший моряк начал было описывать детали своего последнего плавания, но Кассель его перебил:

– Не стоит. Я знаю, как это было. Вы все находились в шлюпках, потопившая вас лодка подошла очень близко, и ваш капитан получил бутылку бренди и немного еды. А потом, если я правильно помню, ваш капитан встал и поблагодарил нашего капитана.

Теперь настала очередь водителя удивляться:

– Откуда ты знаешь?

– Кому же еще знать, если не мне, – слабо улыбнулся Кассель. – Это была моя лодка «U-99», а ваше судно было первым или, может быть, вторым, что мы потопили в Атлантике. Как же я мог это забыть.

В какой-то момент Касселю показалось, что солдат вот-вот вцепится ему в горло. Но тот быстро взял себя в руки, немного подумал, потом мрачно ухмыльнулся и полез под водительское сиденье, откуда извлек две бутылки пива. Новые знакомые прикончили их еще до того, как к машине вернулись офицеры-проверяющие. Кассель потом еще долго стоял и смотрел вслед удаляющейся машине, пока она не скрылась в клубах дорожной пыли.

В конце 1946 года началось грандиозное перемещение пленных. Узники снова возвращались в Англию. На борту парохода «Аквитания» команда «U-99» встретилась со своими офицерами. Судно шло в Ливерпуль. По прибытии на место Кречмер и другие офицеры отправились в лагерь Лодж-Мур возле Шеффилда, а остальные моряки – в Олдхэм. Британское правительство осуществляло тщательную проверку пленных. Следовало обеспечить, чтобы первые пленные, которым предстояло вернуться домой, не были нацистами. Власти автоматически занесли всех без исключения командиров немецких подводных лодок в список самых опасных преступников, поэтому у них не было надежды быстро покинуть Англию.

В начале 1947 года 40 немецких капитанов-подводников, носящих ярлыки нераскаявшихся милитаристов, были отправлены в Шотландию в лагерь Уоттен. Там они оказались в одной команде с летчиками люфтваффе и офицерами СС, обвиненными в симпатиях к нацизму.

Проведя два месяца в Уоттене, Кречмер заболел и попал в один из госпиталей, расположенных в Уэльсе. Там он узнал, что вокруг него снова бродит призрак полузабытого суда чести, который вполне может убить надежды на скорое освобождение.

В самом начале 1947 года тысячи немецких военнопленных по непонятной причине решили, что могут ускорить свое освобождение, разоблачив как можно больше своих товарищей как тайных нацистов, донося и каясь одновременно. Пленных, считавшихся нацистами, отсылали в специальные лагеря, и их дела должны были рассматриваться властями в последнюю очередь. В основном это правило применялось к армейским офицерам и летчикам люфтваффе, которых было подавляющее большинство. Но, с другой стороны, существовали инструкции и приказы союзников, в которых командиры подводных лодок тоже объявлялись милитаристами, не имевшими надежды на скорое освобождение.

Для допроса 40 немецких капитанов, содержавшихся в Уоттене, был назначен один следователь из Адмиралтейства. Рамлов не отказался от линии защиты, которой он придерживался ранее, и в очередной раз заявил, что дальнейшее сопротивление его лодки было бессмысленным.

После нескольких недель постоянных допросов список «опасных» капитанов несколько уменьшился. Теперь в нем было только 25 человек. А следователь Адмиралтейства принялся разыскивать по лагерям свидетелей, которые должны были подтвердить, что гибель старшего лейтенанта с «U-570» произошла по вине Кречмера.

На этой стадии представлялось весьма вероятным, что дело о судьбе лодки «U-570» само по себе заглохнет и вместо него возникнет вопрос о личной вражде двух капитанов. Тем более, что вряд ли стоило сомневаться в милитаристских пристрастиях Кречмера, с самых первых дней войны проявившего себя блестящим капитаном, отвага которого зачастую граничила с безрассудством. Что же касается Рамлова, симпатии гуманистов были, без сомнения, на его стороне. Возможно, он даже не подозревал, что своим поведением топит товарищей. В общем, любому заинтересованному лицу не приходилось долго ломать голову, чтобы понять вполне очевидный, лежащий на поверхности факт: между храбрым, бескомпромиссным, способным сунуть голову в пасть тигра Кречмером и «тюфяком» Рамловом, который в минуту опасности подчинился инстинктивному порыву, могут существовать только трения.

Слухи о происходящих событиях застали Кречмера в госпитале. О грядущих неприятностях больному сообщил старший офицер британской медицинской службы. Он сказал прямо, без обиняков:

– Кто-то жаждет твоей крови, парень. Меня недавно спрашивали, можно ли тебя допросить по серьезному обвинению.

Кречмер чувствовал себя вполне нормально, но он знал, что не получит пенсии в Германии, а значит, не будет обладать средствами, чтобы оплатить расходы на лечение. Поэтому он пока оставался в госпитале, тем более что платило за это правительство Великобритании. Следователю сказали, что пациент готов к допросу. Спустя неделю в маленькой комнатушке, выделенной для этой цели администрацией госпиталя, встретились два человека. Следователь не терял времени на выяснение формальностей.