Банкир - Петр Катериничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дисциплина не есть самоцель, но ступенька на пути к цели. Нет ничего труднее, чем организовать творческую группу из людей самостоятельно и независимо мыслящих.
— Может быть, их и не стоит организовывать?
— Без этого поставленных задач не решить. У каждого из них — довольно своеобразная специализация.
— Валериан, вам бы в первом отделе работать, на режимном предприятии…
— Разве у нас не такое?
— Нечто похожее, — хмыкнул Магистр. Валериан и его научные задроты искренне полагали, что участвуют в некоем сверхсекретном государственном проекте. — Валериан Эдуардович. — Магистр смотрел в увеличенные толстенными линзами карие глаза человечка внимательно и очень спокойно. — Вы хотя бы можете назвать слово или понятие, от которого можно «танцевать» при поиске «ключа»?
Есть что-то, что повторяется в материале?
Если человек и задумался, то лишь на мгновение… Опустил веки, прикрыв глаза и словно вглядываясь в бесконечную темень собственной души, произнес:
— Снег.
Магистр остался один. Налил в стакан коньяк, опустился в глубокое кресло, вставил кассету в диктофон и нажал воспроизведение:
То не сластью на пиру сахар колотый —
Красит небо поутру землю черную…
Мне бы ветер бы вдохнуть, да в Царь-колокол
Словно душу переврать в гладь озерную.
Мне бы саблей раскрошить место лобное,
Словно стужей, опалить смутой голову…
Да в простуженной душе топь холодная,
Стынет небо в образах — цвета олова.
Ах, душа моя легка — ночь студеная,
Ворожит грачиный грай по-кладбищенски,
Плахи выщербленный край — доля темная,
Да сановный, сонный рай — царство нищее…
Полирует воронье кости голые,
Сизо небо расчертит черной челядью —
Расплетай язык по ветру, дурень-колокол,
Снег по наледи мети лютой нелюдью…
Застучит разрыв-тоска, стынь капельная,
Слышу: оттепель грядет, сласть простудная…
Мне ж разбойный пересвист — колыбельная,
Неподсудна голова безрассудная!
Беспробудна из ковша ласка скудная,
Чаша горькая полна поминальная —
Безобразила, греша, власть паскудная…
Бесконвойна, как душа, степь бескрайняя…
Степь — сиреневая шаль — вязнет замятью,
А душа летит поверх — ведьмой голою,
Ледяную ночь круша стоном — памятью,
Превращая стылый наст в сахар колотый.
…Девушка была похожа на тростниковую флейту. И еще — на рубин под дождем. В темноте он казался черным, но стоило капле света или влаги попасть на его грани — рубин оживал, становился теплым и густым, как малиновое вино.
— Зачем мне это нужно? — Ее волосы рассыпались по плечам, а глаза казались пьяными…
— Ты изумительна…
— Мне это не нужно…
— Ты изумительна…
— Разве? Ну да, волосы. Если постричь, я буду самая обыкновенная.
— Не-а.
— Не знаю, что мне Нужно.
— Тебе нужен я.
— Ты много на себя берешь.
— Сколько могу. Она закрыла глаза:
— Ты знаешь, мне вода снилась. Мутная. Будто я по пояс в этой воде… Ты понимаешь в снах?
— Не всегда.
— Это, говорят, к болезни. Или — к разочарованию.
— Почти одно и то же. Боишься?
— Боюсь. И так горло болит.
— Пройдет.
— У меня давно болит.
— Леченая ангина проходит за семь дней, а нелеченая — аж за неделю.
— Все шутишь… Гланды, наверное, нужно вырывать. А это больно.
— Не-а. Глотать потом немного больно, а так — неприятно просто.
— Ничего себе — неприятно просто…
— Нужно, когда рвут, дышать по-собачьи, животом, в полвздоха.
— Я не хочу по-собачьи…
…А глаза ее вдруг стали как горный хрусталь…
— Я замерзла… Я почему-то постоянно мерзну… Ты тоже?..
— Да…
…Она была как тростниковая флейта…
— …Я тебя измучила…
— Мне очень хорошо с тобой.
— Все ты врешь. Просто… Просто не могу расслабиться.
— Почему?
— Потому. Я не очень подхожу для этой роли…
— Какой роли?..
— Интересно, а что ты будешь врать сегодня дома?
— Я не буду врать.
— Прекрати…
— Просто — недоговариваю… — Он потянулся к ее волосам…
— Не надо. Не хочу. Тебе плохо со мной, и я ничего не могу поделать…
— Почему?..
— Не знаю. И так себя примеряю, и так… Ты же все равно не мой.
— Твой.
— Ага. И чей-то еще.
— Да.
— Вот так… И погода эта дурацкая…
— Хочешь снега?
— Хочу.
— Это запросто…
— Хочу. Много. Чтобы засыпал все… Чтобы елка была, и серпантин, и дом теплый, и музыка пусть играет, и шампанское…
— Я тебя люблю…
— Что?..
— Я люблю тебя…
— Значит…
— Ты плачешь?
— Ну почему, почему… Почему они все меня только ругают… Или — воспитывают… И всем всегда, всегда не до меня… Я тебе не надоела?
— Нет.
— Значит, скоро надоем. И чего ты со мной связался…
— Ты изумительная девочка.
— Все ты врешь… Я обыкновенная. Смотрю иногда на себя в зеркало — ничего особенного… Правда, волосы… Если наверх, вот так… Тебе так нравится?
— Ты очень красивая.
— Да?
— Правда.
— Может быть… Только… не говори мне это так часто.
— Я не часто.
— Ну да… У тебя же… заботы.
— Да.
— Не так все как-то… И Володьку жалко… Получается — я его обманываю…
— Разве?
— Хотя — нет. Он ведь — мальчик, а ты — как папа.
— Не такой я старый.
— Я не о том. Ты ведь понимаешь…
— Ага. Она встала.
— Погоди, не одевайся… — попросил он.
— Холодно… Так не люблю эту дорогу… Отсюда — домой… А ты не боишься?