Сталин. Битва за хлеб. Книга 2. Технология невозможного - Елена Прудникова

В прифронтовых губерниях, кроме убийств, отряды повстанцев занимались и диверсионной работой — ломали железнодорожное полотно, нарушали связь, наносили даже удары с тыла по частям Красной Армии. Что ещё раз доказывает, что эти восстания не имели отношения к крестьянской войне, а явно поднимались в ходе левоэсеровского мятежа.

И в дальнейшем товарищи эсеры и господа офицеры будут присутствовать в качестве организующей силы в крестьянских войнах, пользуясь любой возможностью навредить ненавистной власти.

— Да, — подтвердил Роббер, — мне такие люди попадались.

— Мой вам совет — не оставляйте их за спиной ни на войне, ни тем более во времена, которые по недомыслию называют мирными.

Вера Камша. Зимний излом.

«Третьей силой» в Гражданской войне называют поднявшееся против большевиков крестьянство. Что, право же, несправедливо — ведь крестьянства как такового не существовало. Деревенские низы были за красных, кто-то из верхушки, наверное, за белых, середина якшалась с зелеными, и все стороны Гражданской войны старательно тянули к себе деревенское «болото» — как агитацией, так и мобилизациями.

Так что, думаю, справедливо будет назвать «третьей силой» не самих повстанцев, а тех, кто сбивал их вместе, организаторов и вожаков. Эти люди были грамотными, а нередко и образованными, умели агитировать и организовывать военные действия. Что они хотели? Чего добивались?

Ну, первыми, конечно же, надо вспомнить верхушку села — хлеботорговцев, кулаков и зажиточных середняков, рвавшихся к вольным ценам. Например, на Урале в начале 1918 года за пуд зерна требовали пуд кровельного железа — как не стремиться вернуть такие славные времена! Но об этом уже и говорить надоело. А еще в большинстве серьезных восстаний почти всегда обнаруживаются эсеры и офицеры.

Из прежних, советских времен мы вынесли два заблуждения: что офицеры тех времен были если не дворянами, то хотя бы происходили из образованной городской буржуазии, и что эсеры — экстремистская тусовка, не способная на серьёзные дела.

На самом же деле господа офицеры образца 1918 года были не Голицыны и Оболенские, а всё больше Ивановы да Сидоровы. Все эти подпоручики и прапорщики, обнаруживавшиеся в недрах крестьянских восстаний, — вовсе не вчерашние выпускники военных училищ, а выслужившиеся из вольноопределяющихся или нижних чинов фронтовики, вернувшиеся после войны по своим деревням, дети помещиков, кулаков, торговцев, интеллигенции, крестьян, что побогаче. Не меньше 20 % офицеров старой армии так и не примкнули ни к белым, ни к красным — но ведь куда-то же они делись?! Плюс к тому значительное количество оказавшихся у красных офицеров либо очень быстро сменили цвет, либо изначально пошли на службу к Советам с целью легализоваться и в нужный момент выступить против, благо советская власть испытывала чудовищную нехватку специалистов и брала кого угодно. А после поражения белых армий далеко не все офицеры отступали до моря и эвакуировались — многие, наоборот, уходили вглубь страны.

И летом — осенью 1918-го, и в Поволжье в 1919-м, и в Тюмени, и в Тамбове — во всех сколько-нибудь успешных восстаниях руководство повстанцев состояло большей частью из офицеров. В некоторых случаях удавалось из разрозненной крестьянской толпы достаточно быстро сбить какое-никакое войско и даже вести успешные боевые действия против красных отрядов — до тех пор, пока за повстанцев не брались всерьез. Конечно, Красная Армия того времени была наполовину ордой — но восставшие крестьяне являлись ордой на все сто процентов, так что имеющейся небольшой регулярности хватало РККА для победы.

Впрочем, советским источникам сейчас верить не модно, а антисоветские стараются представить крестьянские восстания как чисто народные, отрицая участие в них эсеров и замалчивая роль офицеров. Но по причине отсутствия единого руководящего идеологического органа господа антисоветчики не сговариваются, и в эти стыки просачивается весьма любопытная информация.

В 2004 году в издательстве «Посев» вышла книга Б. Сенникова «Тамбовское восстание 1918–1921 гг. и раскрестьянивание России 1929–1930 гг.» Автор её — антисоветчик убежденный, чем и ценен. Но его рассказ о начале Тамбовского восстания (точнее, предельном обострении оного) получился даже более «красным», чем официальная большевистская версия.

«В начале 1920 года Белое движение терпит неудачу, Добровольческая и Донская армии с боями отступают, преданные своими союзниками, к Черному морю, к Новороссийску и Крыму. На Дону и в Воронежской губернии еще остаются сражающиеся части белых армий. Они пробиваются в охваченную восстанием Тамбовскую губернию на соединение с ее партизанами, управляемыми Союзом трудового крестьянства, которые, как и белые, борются за единую и неделимую Россию и за Учредительное собрание. 5000 донских казаков в Тамбовскую губернию приводит с собою хорунжий П. И. Матарыкии и еще столько же казаков приводит с Хопра вахмистр И. С Колесников. Сюда также с боями прорываются и более мелкие группы офицеров, солдат и казаков белых армий. Они тогда оказали большую и существенную помощь движению тамбовских крестьян…

Чтобы организовать дальнейший ход крестьянской войны, 14 июня 1920 года группа белых офицеров в количестве 33 человек встречается с 67 лидерами разрозненных партизанских отрядов и народных дружин („совещание ста“). Эта историческая встреча произошла в деревне Синие Кусты Тологуловской волости Борисоглебского уезда Тамбовской губернии. На этом совещании было принято решение свести все антикоммунистические силы крестьян, казаков, офицеров и жителей Тамбовской губернии, а также партизан-повстанцев в две хорошо организованные армии… С этого момента восстание переходит в хорошо организованную фазу».

Кто же спорит, что энтээсовское издательство «Посев» — перший сказочник среди всех, издающих книжки по истории России. Его задача — поднять престиж белой эмиграции, и ради этого авторы «Посева» вполне могут найти белогвардейцев там, где их сроду не бывало. Но как раз в Тамбове и в это время они могли оказаться. Конечно, не пять тысяч, но какие-нибудь группы окруженцев человек по пятьдесят, а то и по паре сотен вполне способны были додуматься до того, чтобы повернуть не к морю, а в красный тыл, охваченный перманентными крестьянскими беспорядками. Впрочем, белое командование могло и послать их туда — точно так же, как во время Великой Отечественной войны организаторы с нашей стороны фронта ставили в немецком тылу партизанское движение.

Да и сравнительно хорошую организацию Тюменского восстания тоже можно объяснить тем, что с разгромом Колчака но красным тылам болталось немалое количество белых офицеров. Нижние чины легко переходили из одной армии в другую, однако для командного состава такой путь был затруднён[140]. Зато за неимением белой они легко вписывались в «зеленую» армию. Это не говоря о тех офицерах, которые с самого начала сидели по поместьям и хуторам.