Ссудный день - Чак Паланик

– Зато тебе не грозит стать инкубатором для производства младенцев какому-нибудь вождю.

А ей, можно подумать, грозит – с такой-то обгорелой на солнце мордой и остриженными волосами… Вот еще одна причина, по которой Гэвин добровольно сдавался в лагерь. Если кандидатуры на обмен не найдется, Гейсия может выплатить за него компенсацию – до полумиллиона толботтов. Родителям деньги сейчас точно пригодятся, даже Шарм должна понимать. Они могли бы купить бизнес, небольшую ферму, семена, скот и все, что нужно, чтобы прокормиться в новой экономике. А иначе их ждет участь всех прочих беловоротничковых бумагомарателей и кодописателей: либо сдохнуть, либо идти крепостными к ближайшему князьку.

Одни рванули штурмовать канадскую границу. Другие уморили себя выхлопными газами в гараже. Но Гэвин считал, что, набравшись терпения, все его семейство может извлечь из ситуации выгоду. Он ассимилируется в Гейсии, а родные получат средства к существованию и свободу.

Сестра полезла под кровать и вытащила его теннисные туфли и лоферы. Рассовала их по пластиковым пакетам из супермаркета и угнездила в чемодане рядом с шортами карго. Шорты эти Гэвин ненавидел. А лежали они на камуфляжных штанах, выбранных сестрой за то, что на них не будет видно пятен. Между ними она впихнула пластиковый контейнер для ланча, в котором лежали бритва, зубная щетка, паста и расческа. А сорочка фирмы «Сэнд», такая прекрасная и непрактичная в своем красно-оранжевом великолепии, осталась на кровати.

Сестра что-то сказала, но слова прошли у Гэвина мимо ушей.

– Я спрашиваю, – терпеливо повторила сестра, – слышал ли ты про Уолтера?

Гэвин в последний раз обводил глазами свою комнату.

– Какого Уолтера?

– Ну этого! Парня Шасты! Из универа!

– Не слышал. А что?

Сестра прикинула, много ли в чемодане осталось места. Достала с верхней полки шкафа толстый шерстяной свитер и легкий хлопковый пуловер. Вслед за ними отправила в чемодан набор простых белых классических трусов, оставив на дне комода те, что от «эндрю кристиан», из микрофибры, стилизованные под спортивную защиту паха и так эффектно открывающие попку…

И опять что-то спросила.

– Чего? – рассеянно отозвался Гэвин.

– Я говорю, скучать по мне будешь? – повторила сестра таким беззаботным тоном, словно он просто уезжал в летний лагерь.

Гэвин утешал себя, что будут у него и шмотки, и все на свете в новом будущем. Еще получше, чем то, что он вынужден бросать. Столько шмоток и столько любви, что он и не вспомнит жалкое содержимое шкафа, купленное на деньги от стрижки лужаек и выгула чужих собак. Где-то там, далеко, его ждет такая любовь, от которой он позабудет и сестру, и родителей.

– Не переживай, может, там хорошо, – сказала Шарм над полным чемоданом.

Видно было, что она сама в это не верит. Гэвин стоял к сестре спиной и смотрел на нее в зеркало над комодом. А Шарм, думая, что он не замечает, потихоньку сунула великолепную красно-оранжевую сорочку под кипу немаркой джинсы и парусины. И закрыла чемодан на молнию.

* * *

Пока экономка накручивала ей волосы на тонкие бигуди, мисс Жозефина сидела, склонившись над раскрытой книгой. На коленях у нее лежал засиженный мухами экземпляр «Унесенных ветром». Мисс Жозефина сканировала глазами диалоги и беззвучно шевелила губами, заучивая манеру речи. Губы нещадно саднили – мисс Жозефина безжалостно натерла их крупной солью. Она терла и терла до тех пор, пока губы не распухли, пока вкус соленых кристалликов не смешался на языке с кровью.

На трюмо перед нею лежала вставная челюсть. Искуственные зубы чуть не светились от перламутрового лака для ногтей, который мисс Жозефина нанесла на них в много слоев. В темноте они и правда будут светиться – для этого она добавила в лак фосфоресцентной краски.

Поднимая глаза от книги, мисс Жозефина восторгалась тем, что видела в зеркале.

Метоксален, которым воспользовался Джон Гриффин при работе над книгой «Черные, как я», возымел свое действие. К его помощи прибегал и репортер Рэй Спрингл, который написал «В земле Джима Кроу». Он принимал метоксален лошадиными дозами, путешествуя по южным штатам в 1948 году. Примеру Спрингла последовала журналистка Грейс Хэлселл, чтобы пожить в черной коже и в 1969 году издать книгу «Сестра души». Пронырливым акулам пера так и хотелось перекраситься в другой цвет и наваять роман о своих сумасбродствах.

Хотя сам фокус придумали не они. До них был Эл Джонсон в 1927-м. Фримен Госден и Чарльз Коррелл в шоу «Амос и Энди» в 1928-м. Джуди Гарленд – сначала в 1938-м в фильме «Поют все», а потом еще в 1941-м вместе с Микки Руни в «Юнцах на Бродвее». А всего-то и требовалось: тридцать миллиграммов метоксалена – и под ультрафиолетовую лампу. Прямо сейчас несколько таких ламп светили на голые руки, ноги, шею и лицо мисс Жозефины с разных углов, а она обливалась потом, сидя в кружевной сорочке.

Среди побочных эффектов отмечались головные боли, бессонница, головокружение и тошнота, но это не помешало обворожительной Аве Гарднер сыграть прекрасную черную сирену в «Плавучем театре». Риск заработать почечную недостаточность не смутил Джинн Крейн, когда она играла черную красавицу в нашумевшем в 1949-м году фильме «Пинки». В 1965-м Лоуренс Оливье рискнул здоровьем ради роли Отелло. Метоксален разрушал печень и мог вызвать рак. Голова у мисс Жозефины уже кружилась, перед глазами все плыло… малая цена за чудодейственное средство, которое превращает белых людей в черных.

Арабелле этого, конечно, было не понять. Глупая женщина сердито дергала волосы мисс Жозефины, прядь за прядью накручивая их на бигуди. Почти всю голову уже покрывали маленькие узелки. Потом Арабелла нанесет состав для перманентной завивки и немного его передержит. Потом смоет ананасовым соком – у него как раз нужная кислотность. А потом, когда бигуди будут вынуты, пережженные, завитые мелким бесом волосы встопорщатся вокруг головы мисс Жозефины, как пух на одуванчике. Как черный пух, потому что были, конечно же, предварительно окрашены.

Арабелла дергала волосы, голова кружилась, распухшие губы щипало, дурнота то и дело подкатывала к горлу, пот лился градом, однако мисс Жозефина не обращала внимания на неудобства. Она старательно заучивала старинный говор в изложении Маргаретт Митчелл. Отражение в зеркале мало походило на Джулию Лаверн, очаровательную героиню Авы Гарднер. Но эта новая личность могла спасти мисс Жозефину из нынешнего шаткого положения.

* * *

Как велел Толботт Рейнольдс, Уолтер выложил список в интернет.

Сначала идея вызвала у народа смех. Нет, вернее, поначалу сайт просто игнорировали, ржать стали уже потом. Когда в списке накопились миллионы фамилий, некоторые сочли, что их чувства оскорблены, и потребовали его удаления. В основном это были те, кто набрал наибольшее число голосов – политики, академики, медийные персоны. Сидя в подвале заброшенного дома, Уолтер каждый час обновлял страницу и дивился тому, какая на ней движуха.

– А как мы это будем монетизировать? – спросил он Толботта.