Королева пламени - Энтони Райан

Его разбудил грубый лязг ключа в замочной скважине. Главного тюремщика Френтиса, как и остальных, назначили из Королевской конной гвардии. Сержант-ветеран был, очевидно, не расположен к разговорам и всякий раз, когда открывал дверь, глядел на узника с нескрываемым презрением. Королева аккуратно выбирала в стражники именно тех, кого вряд ли впечатлила бы легенда о Красном брате. Но сегодня ненависть сержанта, похоже, приугасла. Он распахнул дверь и позвал Френтиса на выход.

К большому удивлению Френтиса, в тюрьме его не заковали в кандалы, не подвергали унижениям либо побоям, но кормили дважды в день, а поутру сержант приносил кувшин воды, когда приходил за отхожим ведром. В остальном Френтиса просто оставили сидеть в темноте, в молчаливом одиночестве… конечно, если не считать ее. А она приходила всякий раз, когда Френтис проваливался в сон.

Когда Френтис вышел из камеры, сержант уже стоял на приличном отдалении. В тюрьму явилась королева вместе с Давокой и парой телохранителей, возведенных в дворянство.

— Ваше величество. — Френтис опустился на колено.

Королева не ответила на приветствие, но велела сержанту:

— Оставьте нас. Ключи передайте лорду Илтису.

Она подождала, пока сержант скроется из виду, и сказала:

— Блэкхолд не стоял таким пустым со дня постройки. — Лирна осмотрелась, даже поднесла факел к темным камням. — По мне, так оно и лучше. Я распоряжусь снести Блэкхолд, но позже.

Френтис склонил голову, вдохнул и произнес:

— Моя королева, я покорно предлагаю вам свою жизнь…

— Молчать!

Ее голос хлестнул будто кнут. Она подошла вплотную. Ее дыхание было прерывистым и резким.

— Я уже однажды убила вас. Так что вам нечего предложить мне.

Она затаила дыхание, отступила, затем, раздраженно махнув рукой, приказала:

— Встаньте! — На ее безупречном лице гнев сменился ледяным спокойствием. — Брат Соллис целиком рассказал мне вашу историю. Вы не принадлежали себе, и обвинять вас в смерти короля — все равно что обвинять меч за проливаемую им кровь. Брат, я знаю это. Но не могу простить вас. Вы понимаете почему?

— Да, ваше величество.

— Лорд Ваэлин передал мне ваши слова о том, что лорд Тельнар участвовал в подготовке вторжения.

— Да, ваше величество. Он поддался обещанию власти… и другой награды.

— И что же это за другая награда?

— Ваше величество, он настойчиво вымогал гарантии, что вам не причинят вреда при вторжении.

Королева вздохнула.

— А я-то считала его геройски погибшим.

— Ваше величество, — смущенно попросил Френтис, — нельзя ли нам поговорить наедине? У меня есть послание для вас.

— Госпожа Давока и эти лорды видели меня в самом скверном и униженном состоянии — и все же сочли меня достойной верности. Они имеют право слышать все слова, предназначенные для меня.

— Я хочу передать слова лорда-маршала конной гвардии Смолена. Его убили, когда пал дворец.

Лицо королевы осталось безучастным, но руки вздрогнули, будто она хотела потянуться за скрытым оружием.

— Так передайте же.

— Он сказал, что нет ничего лучше, чем дальнее странствие с женщиной, которую любишь.

Она стиснула кулаки, подступила к Френтису. За ее спиной скрежетнули о ножны обнажаемые мечи. Лорды-телохранители встали рядом с королевой, готовые бить насмерть.

— Расскажите мне, как он погиб! — приказала королева.

— Храбро сражаясь. Он умело бился, но, вы же знаете, куритаи очень искусны.

Френтис понял, что не может посмотреть ей в лицо. Нынешняя холодная, безукоризненно прекрасная Лирна совсем не походила на визжащую горящую женщину, выбегавшую тогда из тронного зала.

— Я не прошу милости и охотно приму правосудие вашего величества, — уставившись в пол, выговорил Френтис.

— Вы жаждете смерти? Полагаете, что Ушедшие с распростертыми объятиями примут такого, как вы?

— Ваше величество, я сомневаюсь. Но надежда — сердце Веры.

— Тогда ваши надежды тщетны. По крайней мере, пока.

Королева направила Илтиса к закрытой камере. Тот повозился с дверью, распахнул ее и вошел внутрь вместе с коллегой. Они вытащили оттуда узника, в отличие от Френтиса, увешанного цепями. Шея, щиколотки, запястья его были скованы новыми кандалами, так что узник едва мог семенить. Несмотря на очевидное неудобство, лицо узника оставалось равнодушным — знакомое мертвое лицо элитного раба. Голая грудь бугрится мускулами, от пояса до шеи вся кожа в шрамах.

— Куритай, — пробормотал Френтис.

— Единственный, кого мы сумели схватить за всю войну, — сообщила Лирна. — Его нашли без сознания в доках, когда был освобожден город. Лорд Аль-Гестиан говорит, что этого куритая приставили охранять Алюция. Его имя — Двадцать Седьмой. — Королева подошла, окинула раба оценивающим взглядом. — Брат Харлик утверждает, что у этих созданий нет собственной воли. Ее отняли пытками, снадобьями и, как считает аспект Каэнис, применением сил Тьмы, похоже, исходящих от Союзника. Полагаю, вас лишили воли подобным же образом. Интересно, что он сделает, если мы освободим его?

— Ваше величество, я бы очень не советовал.

Она посмотрела на него так же, как и на раба, пригляделась к точке на груди.

— Госпожа Давока сказала мне, что нанесенная мной рана загноилась и вам нужно благодарить госпожу Давоку за спасение жизни.

Френтис посмотрел на лоначку. Той было не по себе, она еле сдерживалась. Такой Френтис ее не видел. Она протягивала королеве небольшой флакон с немного мерцающей жидкостью, и рука Давоки неподдельно дрожала. О Ушедшие, да что же могло ее так напугать?

— Ваше величество, это верно, — со все возрастающей тревогой проговорил Френтис. — Но я полагаю, что по-настоящему меня спас ваш клинок. Неким образом он… он освободил меня.

— Да, — подтвердила королева.

Затем заговорила по-лонакски и взяла флакон у Давоки, посмотрела на него в тусклом тюремном свете и откупорила. Разлился тяжелый муторный запах.

— Освободившее вас лезвие было покрыто этой жидкостью, — пояснила Лирна. — Подарок наших лонакских друзей. Подозреваю, он окажется крайне полезным для нас.

Она подошла к куритаю и тихо сказала ему на воларском:

— Мне не доставит удовольствия то, что сейчас произойдет.

Она наклонила флакон и пролила единственную каплю на шрам раба. Результат последовал немедленно. Раб испустил такой вопль, что заложило уши. Он рухнул на пол, скорчился, обвитый цепями. Королева отступила и тут же закупорила флакон, скривилась, но заставила себя глядеть на мучения раба. Спустя несколько секунд вой превратился в слабое жалкое хныканье, жуткие корчи сменились дрожью. Еще немного — и раб, взмокший от пота, успокоился и лишь тяжело дышал.