Красно-коричневый - Александр Проханов

– Это вилла номер два, – пояснял Каретный, – а попросту «накопитель». Мы здесь накапливаем подразделения, перед тем как отправиться на выезд. Помнишь, мы обстреляли тебя на Тверской вместе с этим азером-миллионером? Отсюда выезжали и сюда же, когда ты от нас оторвался, вернулись… Алкоголем не угощаю. После завершения выпьем.

Хлопьянов не спрашивал, после завершения «чего» они намерены выпить. Не задавал вопросов по поводу своего здесь появления. После первого свидания с Каретным, после присутствия на таинственной магической сходке он чувствовал себя вовлеченным в негласный заговор. Был приобщен к неясному и опасному действу. И все его шаги и намерения, все переговоры и встречи были на учете, введены в компьютер, приняли форму электронных таблиц.

Видно, Каретный угадал его мысли.

– Не думай, ничего особенного! Мы должны вытеснить из помещения одну паршивую фирму, которой там не место, которая и фирмой-то называться не может. Вышвырнем их из квартиры и поставим свою охрану. Власти извещены, препятствий не будет. Сила и закон на нашей стороне. А место это весьма любопытное, стратегическое!

Хлопьянов не спрашивал, почему надо было выхватывать его из дома. Везти на эту отдаленную виллу, подключать к мероприятию с неясными целями. Какое отношение имеет он, Хлопьянов, к этой фирме и к этому «накопителю». Он молчал, испытывая странную зависимость от этого человека, установившего глубинную и опасную связь между ним и собой. И чтобы не напрячь, не натянуть эту связь, он считал за благо молчать. Смотрел, как гаснут в лиловых сумерках бело-розовые развалины и желтая полоска зари отражается в вечерних прудах.

– А вот и Марк! Сейчас выезжаем! – сказал Каретный, выглядывая в окно, где в открытые ворота, влажно брызнув фарами, въезжала машина.

В комнате появился молодой человек, смуглый, подвижный, с черными вьющимися волосами, с резким горбатым носом. Его влажные красные губы в уголках рта образовывали подобие завитков, и весь его пылкий восточный облик, эластичные мускулы, натренированная легкость движений производили впечатление сильного чуткого зверя. Вызвали у Хлопьянова чувство опасности.

– Марк! – представился вошедший, пожимая руку Хлопьянову, продлевая рукопожатие чуть дольше обычного, впрыскивая в ладонь Хлопьянова свое тепло и силу. – Звонил в Мюнхен, все в норме! – повернулся он к Каретному, и они вместо рукопожатия ударили друг друга легкими товарищескими хлопками. – С паспортами улажено?

– Через два дня будут визы.

– Я подтвердил условия. Нет никаких изменений?

– Когда я тебя подводил?

– Никогда!

И они снова, в одно касание, хлопнули по рукам.

Каретный направился к выходу, увлекая за собой Хлопьянова и черноволосого, эластичного, как кошка, Марка. Крикнул сидящим внизу парням:

– На выход!

Те повскакали, упругие, дружные, как баскетбольная команда. В сумерках усаживались по машинам, чмокали дверцами, светили огнями. Четырьмя машинами выскользнули из ворот, влились в мерцающую, шелестящую трассу.

Каретный вел машину. Хлопьянов и Марк сидели сзади, и Хлопьянов в зеркало, висящее над головой Каретного, видел идущие следом машины сопровождения. Улавливал исходящий от соседа сладковатый запах одеколона, пряных благовоний и кремов, которые были втерты в его смуглую эластичную кожу.

– Не был в Москве восемнадцать лет. – Марк оживленно разглядывал мелькавшие дома, фонари, рекламы, лица женщин на тротуарах. – Видел все мировые столицы, а приехал сюда, и, представляете, сердце забилось! Родина, Москва златоглавая!

Хлопьянов старался понять, кто он такой, этот молодой энергичный еврей, который вернулся через восемнадцать лет в Москву и теперь едет с ними на сомнительное и опасное дело, и Каретный ведет себя с ним, как с другом, и при этом едва заметно заискивает перед ним, тушуется перед его молодой напористой силой.

Они проехали Якиманку с кирпично-стеклянным французским посольством и стройным нежным храмом Иоанна Воина. Взлетели на Каменный мост, оттолкнувшись от черного, словно выпиленного из графита Дома на набережной. Погрузились на мгновение в вечернее розово-белое зарево Кремля. Вывернули на Новый Арбат, в его неоновые бруски, брызги света, разноцветную, как ночные мотыльки, толпу. Свернули к черной, ртутной, льдисто мерцающей реке. И вильнув прочь с освещенных улиц, остановились у травяного взгорья, на котором стоял угрюмый каменный дом и темнело плохо освещенное, уставленное машинами подворье.

– Приступаем!.. По плану!.. – приказал Каретный, пропуская мимо себя выскакивающих из автомобиля парней. Они цепочкой устремились в подворье, пронося с собой саквояжи и свертки. Хлопьянов заметил, как один из них распахнул на бегу пиджак, сунул руку под мышку, где открылась и тут же исчезла кобура с пистолетом.

– А мы потихоньку за ними! – сказал Каретный, ловко пристраиваясь к бегущим, проскальзывая на подворье.

Двор был темен. Шевелились деревья. Различались деревянные грибки и детские песочницы. Кто-то вдалеке под одиноким фонарем прогуливался с собакой.

Группа скопилась у подъезда. Двое остались снаружи, блокируя подход. Другие, нажав дверной код, проникли в подъезд. Бегом, не пользуясь лифтом, устремились наверх, оставляя на каждом этаже по одному человеку. Достигли верхней площадки, где светилась неоновая лампа и висела на дверях вывеска какой-то фирмы.

– Работаем! – приказал Каретный. Позвонили в дверь.

– Кого надо? – послышалось изнутри.

– Откройте, милиция!

– Какая еще милиция?

– Пожалуйста, вот документы, – один из парней вынул какую-то книжицу, приблизил к дверному глазку.

Дверь приоткрылась. Натянулась блестящая цепочка. Появилось настороженное лицо, кусок пятнистой грязно-зеленой одежды. Тут же всунули ногу в щель. Зашипело, запульсировало голубое жало автогена. Переплавило цепочку. В открытую дверь рванулись, вломились, ударили наотмашь, с хрустом, лязгом, расшвыривая по углам выбегавших из комнат обитателей. Раздался крик, звон стекла, костяной стук удара.

Атакующие, работая кулаками, локтями, захватывали помещения, валили на пол ошалелых людей, заламывали им руки, защелкивали наручники. Двое с пистолетами, подняв вверх дула, заглядывали в ванную, в туалет, сбрасывали с полок какие-то картонки и кипы.

Захват завершился мгновенно. Четверо охранников лежали на полу, шевеля на спине скованными кистями. Один хрипел и отплевывался, пуская красные пузыри. Из глубины квартиры приволокли всклокоченного рыжебородого старика, который моргал сквозь очки слезящимися синими глазами.

– Вы ответите! – протестовал старик. – Это бандитизм!.. Преступление!..

– Файлы! – крикнул ему Каретный. – Мразь, где файлы?

– Вы за это ответите по закону!.. У меня лицензия от мэрии!.. Я пойду к прокурору!..

– Где файлы, сука! – Каретный достал зажигалку, запалил, поднес огонь под всклокоченную рыжую бороду, и она затрещала, загорелась, как сухая хвоя. Запахло паленым волосом. Старик завизжал и завыл: