Мятежная королева - Линетт Нони

Киве отчаянно хотелось зажать в ладони амулет, чтобы сосредоточиться, но привлекать к нему лишнее внимание не стоило. Пришлось довольствоваться его тяжелым весом под рубахой напротив грудной клетки, напоминавшим, что Кива предстанет перед Ордалией не одна. Наари права. Она справится.

– За мной, лекарь, – приказал Кость Киве. Повернувшись на каблуках, он вышел наружу.

Кровь стучала у Кивы в ушах, пока она на свинцовых ногах шагала за надзирателем. Однако рядом с ней была Наари, и в ее молчаливой поддержке Кива находила определенное утешение.

Которое, впрочем, рассеялось, когда Кость повернул на север, а не на восток, и когда Кива увидела толпу теснящихся людей в месте, не предназначенном для больших сборищ, в отличие от восточного двора с виселицами, где две недели назад прошла первая Ордалия.

Когда Кость снова повернул, Киве стало все ясно.

Они шли не к виселицам.

Они шли к крематорию.

Кива была уверена, что ее стошнит прямо перед толпой. Или же она упадет в обморок. Интересно, придется ли ей проходить Ордалию огнем, если она будет без сознания? Какая разница, если конец все равно один? Все равно Кива точно не переживет то, что ее ждало, хоть с амулетом, хоть без.

Она вспомнила вчерашние слова Мота: «Слыхала, что Грендель велели второй крематорий раскочегарить? Рук лично приказ отдал».

Кива тогда об этом даже не задумалась, искренне предположив, что они готовятся к растущему количеству жертв. Но теперь, подходя к крематорию и сдерживая дрожь, сотрясавшую все ее тело, Кива гадала: может, оно и лучше, что она тогда не взяла в голову слова Мота и не подумала, что крематорий готовят для нее.

Это было хуже костра.

Гораздо хуже.

И как Кива и предполагала, о мятежниках и ее семье не было ни слуху ни духу.

Она действительно осталась одна.

Заключенные подобно волнам расходились в стороны, пропуская Кость, Наари и Киву ко входу в каменное здание, у которого их уже ждали смотритель Рук, три надзирателя и Грендель. Работница крематория уперла взгляд в землю и обхватила руками локти, желая сейчас, судя по всему, очутиться где угодно, только не в центре всеобщего внимания. Интересно, подумалось Киве, что сейчас творится в ее голове? Может, она тоже в ужасе от того, что должно случиться?

Грендель было чуть за тридцать, и в Залиндов ее посадили за поджог. Надзиратели иронично поставили ее во главу крематория, но сперва хорошенько ее «поприветствовали», отчего половину тела Грендель покрывали шрамы от ожогов. Она бы не выжила, если бы не Кива, которая день и ночь безустанно оберегала ее от смерти. Как и многие другие заключенные, Грендель была обязана Киве жизнью. И сейчас, похоже, ей отдадут приказ вернуть этот долг, забрав жизнь своей спасительницы.

Рядом с Грендель величественно возвышался смотритель Рук в черной кожаной форме, как всегда до блеска отполированной. Ни один мускул на его лице не дрогнул при виде Кивы, и по его позе она поняла, что он не собирается отступаться от слов, сказанных после первого испытания: помощи от него она не дождется. Как бы там Рук, по его словам, ни защищал ее последние десять лет, сейчас на это можно не рассчитывать.

– Кива Меридан, – глубоким, хорошо поставленным голосом провозгласил смотритель, когда они подошли. – Сегодня ты предстанешь перед вторым испытанием – Ордалией огнем. Твое последнее слово?

Две недели назад принц Деверик тоже предложил Киве сказать последнее слово, однако как тогда, так и сейчас Кива придержала язык за зубами, отчасти не желая провоцировать смотрителя, но и отчасти из-за страха, что ее стошнит прямо себе под ноги. Она оглядела толпу, прочувствовала ее настроение. Некоторые заключенные в первых рядах ухмылялись, и Кива кожей ощущала их отвращение к ней и Ордалиям. Другие выглядели воодушевленными, словно их будоражила сама идея испытаний, а чем они закончатся – неважно. И наконец, на каких-то лицах читался интерес. Если выживет Кива, смогут выжить и они. Если она сможет вырваться на свободу, то однажды смогут и они. Для них Кива была надеждой, верой в иное, куда более светлое будущее.

Но до победы ей было далеко. И устремленный на нее взгляд ореховых глаз Кресты, скрестившей руки на груди, громче любых слов кричал, что лучше бы Киве выжить. А не то будет худо.

– Отлично, – сказал Рук, когда она промолчала. Повернулся к заключенным: – Характер данной Ордалии не предполагает свидетелей. Однако вы останетесь здесь до объявления результатов и только потом сможете вернуться обратно к работе.

Кива почувствовала, как по толпе волной прошлось негодование, и на мгновение ее тревога выплеснулась наружу. Такое количество заключенных в одном месте непременно приведет к трагедии: лучше условий для бунта и не придумаешь. Надзиратели, конечно же, возьмут верх, как и всегда, но сколько будет жертв… Кива сглотнула и отогнала свои страхи. В заключенных чувствовалось больше предвкушения, чем гнева, больше волнительного ожидания, чем возмущения, а значит, сейчас все пока в безопасности.

По крайней мере все, кроме Кивы.

– За мной, – приказал смотритель, развернулся на каблуках и сквозь каменную дверь прошел в темное нутро здания.

Наари схватила Киву за руку и повела вперед. Со стороны ее действия могли показаться грубыми, но никто не знал, каким осторожным было ее прикосновение, как ободряюще ее пальцы сжали плечо Кивы, без слов напоминая, что все будет в порядке.

От доброты надзирательницы у Кивы чуть слезы на глаза не навернулись, и в голове промелькнула мысль, не будет ли это прикосновение последним в ее жизни, если все пойдет не по плану. Воскообразная мазь Мота едва ли поможет в предстоящем испытании, а значит, единственная надежда – на амулет принцессы Миррин. Но если не сработает и он…

«Довольно», – прервала себя Кива. У нее не было права сомневаться. Слишком многое стояло на кону.

Она выживет.

Выживет.

Мимо последних заключенных Кива проходила, опустив взгляд в землю: она боялась увидеть Типпа или Джарена. Она хотела запомнить их уверенные, а не бледные взволнованные лица. Она также не желала видеть жалобные взгляды своих бывших пациентов, которые верили, что смотрят на нее в последний раз… ведь она идет на верную смерть.

– Сконцентрируйся, Кива, – пробормотала Наари. – Забудь обо всем и всех.

Кива глубоко вдохнула и выдохнула, когда они оказались у огромного дверного проема. Прежде чем зайти, она кинула последний взгляд наверх и увидела, что только одна из труб дымит, а вторая, от второй печи, молчит. Казалось, она ждет Киву.

Они вошли в каменное здание. В ушах Кивы стоял грохот сердца, и ей пришлось полагаться на твердую руку Наари, потому что глаза не сразу привыкли к царящей внутри полутьме. На стенах висели люминиевые фонари, и вскоре Кива смогла рассмотреть пустой вестибюль. Она уже бывала в крематории до этого дня, но всего несколько раз, и тогда у нее в желудке не плескался ужас.