Суженая императора - Серина Гэлбрэйт

– Островное восстание наглядно продемонстрировало, что свободно взращенная сила куда полезнее, могущественнее нашей, выпестованной в строгости под сенью закатных обителей, – и опаснее. Для Островов воздушные корабли средство передвижения, а не роскошь, не прерогатива богатых благородных фрайнов. Вы знали, что на Островах во многих домах есть огнёвки, даже среди араннов, и есть давно? А здесь, в сердце Империи, огнёвки по-прежнему стоят только в домах тех немногих, кто может себе их позволить.

– Подобно многим другим предметам роскоши, необязательно сотворённым руками закатников.

– Но, в отличие от, скажем, богатого платья, они действительно полезны, – усмехается Бенни, скользнув выразительным взглядом по моему наряду. – Реформы Заката и расширение поля его деятельности могли бы сделать эту так называемую роскошь более доступной и заодно сократили бы количество поделок, изготавливаемых тайными артефакторами… как и самих артефакторов. Да и скрывающихся стало бы меньше, будь наши двери… открыты для всех.

– Даже для женщин? – на сей раз я не прячу удивление под маской невозмутимости.

– Даже для женщин, – подтверждает магистр так, словно женщины в обители Заката самая естественная вещь на свете, лишь по досадному недоразумению не воплотившаяся в реальность. – В Вайленсии и Целестии полно признанных колдуний, получающих соответствующее образование наравне с мужчинами.

– В Вайленсии матриархат.

– Зато в Целестии нет. Для одарённых целестианок это, как известно, не является помехой.

Видят боги, это предположение звучит ещё более дико, непривычно, дерзко, нежели идея повсеместно распространённых обителей заблудших женских душ.

– Однако для подобного рода перемен нужны изменения и на государственном уровне. Филандер слишком поздно осознал некоторые свои ошибки, а его брат всегда лавировал между всеми, не отдавая предпочтения никому в частности. Его сын продолжил держаться этого же курса. Я ни в коем случае не утверждаю, что решение это ошибочно, – добавляет Бенни с толикой поспешности, точно только сейчас вспомнив, где, с кем и о чём он говорит. – Стефанио Первому удалось собрать и удержать страну, сгладить, а кое-где и исправить последствия деяний брата, не всегда обдуманных и взвешенных в должной мере. Стефанио Второй бережно хранит созданное его отцом… но так не может продолжаться вечно. Нейтралитет Его императорского величества не бесконечен, как и всё в бренном этом мире. Фрайн Элиас, да и не только он, будет пытаться подтолкнуть императора к решениям в свою пользу, оба Совета начнут давить и каждый всё громче станет говорить о правах тех, кого представляет…

Постепенно я догадываюсь, к чему магистр клонит, чего хочет от меня. Понимаю, почему Бенни принял предложенные фрайном Шевери условия, почему охотно отвернулся от очевидных проявлений силы у Лии, почему ни словом не обмолвился о моём даре. Закатникам нужен эмиссар, не просто человек, состоящий в Совете или приезжающий ко двору от случая к случаю, но представитель, вхожий в близкий круг императора, обладающий достаточным влиянием, чтобы открыто беседовать с государем, быть выслушанным и услышанным, чьё слово будет иметь настоящий вес. Возможно, орден рассматривал кандидатуру фрайна Шевери, оттого и согласился с лёгкостью на сделку... сомневаюсь, что наличие в близком окружении Стефана скрывающихся такой уж великий секрет для закатников. Однако нынче фрайн Шевери далеко, вне досягаемости ордена, зато есть императорская суженая, обличённая силой не меньшей – а может, и большей, – чем советник, отбывший в другую страну.

– Рано или поздно их противоборство выйдет из тени и достигнет своего апогея. Его императорскому величеству придётся решать, выбирать чью-то сторону, желает он того или нет… либо, подобно правителям Эргерштернского королевства, прийти к идее абсолютной монархии.

– Предлагаете мне роль шептуньи Заката? – спрашиваю напрямик. – Кто, как не суженая и в дальнейшем супруга императора, сумеет наилучшим образом донести до государя все тонкости закатных интересов, а то и подтолкнуть в нужном направлении?

– Предлагаю вам пищу для размышлений, – отвечает Бенни с истинно придворной уклончивостью. – Наше положение, как адептов Заката, так и скрывающихся, с каждым годом становится всё сложнее. Мы движемся по пути южных стран, на которые так любит оглядываться фрайн Элиас и ему подобные, не замечая в слепом своём упрямстве, что дорога эта ведёт нас назад, к кострам, а не вперёд, к лучшему пониманию и принятию сил, дающихся не всем. Произошедшее с фрайнэ Асфоделией и той служанкой печальное тому подтверждение. Но вы не фрайн Элиас, не суть важно который из них, вы не слепы. И Его императорское величество не так слепы, как пытается представить в стремлении сохранить нейтралитет… иначе его окружали бы совсем другие фрайны. В конце концов, вы сами – одна из грандиознейших реформ первопрестольного древа, та, кого, казалось бы, здесь и быть не должно. Как и вашей дочери, впрочем. И если вы печётесь о её будущем и благополучии не только как принцессы из императорского дома, чей долг выйти в срок замуж за выгодного её отцу и стране фрайна, но и как одарённой, в чьей крови спрятана сила, подобная вашей, то вы подумаете над сказанным мной. Фрайнэ Астра.

Магистр отступает от меня, кланяется коротко. Поворачивает было к двери, но замирает, смотрит на меня искоса.

– К сожалению, после визита вашей дамы и фрайна Рейни Ане с супругом всё же пришлось покинуть город.

– Вы по-прежнему намерены использовать её против Мадалин?

– Если потребуется, – лицо Бенни бесстрастно, взгляд спокоен, невозмутим. – Поэтому и рисковать её безопасностью я не собираюсь. Подобный шанс предоставляется не часто, чтобы столь беспечно его отбрасывать. Если фрайну Рейни вдруг понадобится свидетель, пусть обращается… но он мальчик сообразительный, сам догадается, что к чему. Уверен, фрайнэ Астра, нам ещё случится побеседовать позднее. Доброго дня.

И магистр степенно удаляется.

* * *

Я едина в трёх лицах, полукровка, скрывающаяся и тайный артефактор, и я понимаю, о чём магистр Бенни толковал мне столь настойчиво. В речах его есть изрядная доля истины, пусть о том и редко говорят во всеуслышание, нечасто задумываются и едва ли предпринимают хоть что-то для исправления ситуации. Я знаю, что к моменту, когда в крови Миреллы проснётся моё наследие, всё станет хуже, чем сейчас, всё переменится не в лучшую сторону. Даже если старший фрайн Элиас и впрямь не намерен искоренять семена ядовитых растений из сада Империи на деле, а не на высокопарных словах на собраниях Совета, то это вовсе не означает, что опрометчивые его заявления не спровоцируют волны насилия по отношению к смескам и нелюдям. Никто не поклянётся, что яд дурных мыслей не начнёт отравлять разум людей почище харасанской заразы. Никто не пообещает, что больше никогда не вспыхнут костры, не будет преследований, доносов, нападений – и почти наверняка на тех, кто слабее, кто не сможет защититься. В юности мне не приходилось прятать свои силы, я мало чего боялась тогда. Завери жили слишком уединённо, чтобы была нужда таиться от немногочисленных окружающих, не обращавших особого внимания на дар господской дочки. Мирелле же придётся скрывать силы с первой минуты их пробуждения и до конца дней своих, придётся юлить и изворачиваться, лгать, притворяться и прятаться по углам. Моя девочка всегда будет на виду, к ней всегда будут прикованы сотни чужих взглядов, следящих пристально за каждым поступком, каждым движением, каждым словом первенца императора, ей будет во стократ труднее, нежели мне сейчас. И если станет известно, что дочь государя скрывающаяся… или, хуже того, смесок, порождение яда Хар-Асана… то помилуйте нас, Благодатные.