Жанна де Ламотт - Михаил Волконский

— Месье Орест! — начала Анна Петровна. — У меня к вам есть просьба!..

Орест нацелил на нее взгляд так, будто хотел то ли попасть в нее бильярдным шаром, то ли опять попросить денег взаймы.

— Видите ли, в чем дело! — пояснила Анна Петровна. — Наденька Заозерская, то есть… Я хочу сказать, что… у Наденьки Заозерской… словом… она просила меня… привезла мне медальон и… просит… понимаете, миленький… словом, ей нужны деньги для одной бедной женщины…

Орест ничего не понял, но все-таки не смог удержаться, чтобы не сказать:

— Это я понимаю!.. Потому что и мне нужны деньги для одного бедного мужчины…

— Для кого?

— Для одного бедного мужчины, то есть для меня самого, ибо могу вас уверить, глубокоуважаемая Анна Петровна, что я мужчина бедный и нуждаюсь в деньгах!..

— Да, да!.. Вы даже брали у меня один раз… помню! — согласилась Анна Петровна, искренне не понимая намека Ореста. Она с детства воспринимала только такие понятия, которые ей были изложены без всяких околичностей.

— Ну так вот, — сказала она, — я могу вас попросить сделать это?

— Пожалуйста! — согласился Орест, думая, что сейчас последует объяснение, что именно он должен сделать.

Но Анна Петровна достала из ящика на столике у кушетки, на которой она сидела, медальон и протянула его Оресту.

— Вот, возьмите!

— Это мне? — осведомился Орест, недоумевая, зачем ему этот медальон.

— Ну да, чтобы… отнести в ломбард.

— Понимаю! — сообразил, наконец, Орест. — Вы хотите оказать мне субсидию в таком виде?

— Как субсидию в этом виде, миленький?..

— Ну да! Ввиду отсутствия у меня денежных знаков, вы предоставляете мне эту ценную вещь, с тем, чтобы я обратил ее, с помощью ломбарда, в деньги, каковые и употребил бы на свои нужды, в качестве заемного капитала, полученного от вашего благодеяния.

В общем Анне Петровне даже нравилось, как выражался Орест. Ей казалось, что это очень серьезно и дельно, потому что она не привыкла к таким оборотам и мудреным словам, вроде «каковые»… Но самою сутью содержания речей Ореста она осталась недовольна.

— Да нет же! — даже испугалась она. — Вы не должны тратить эти деньги, потому что они, эти деньги, — святая сумма, предназначенная бедной женщине!

«А она тоже пьет?»- хотел спросить Орест, но воздержался, так как был уже утомлен долгим разговором.

— Так-с! — протянул он. — Значит, я должен заложить медальон и принести вам деньги?

— Ну да! Именно, миленький!

Орест подумал и после некоторого молчания важно добавил:

— Для вас, Анна Петровна, я могу это сделать!

— Благодарю вас, голубчик! — с чувством поблагодарила она.

«Оборот сей будет выгодным!» — мысленно решил Орест, взял медальон и, помня о своем сомнении относительно разорванных брюк, пятясь, вышел из комнаты.

А Анна Петровна, воображая, что она не только отлично устроила это дело с медальоном Наденьки, но и вообще умеет устраивать всякие дела, сделала сама перед собой скромный вид, что она вовсе не гордится этим.

Мифология, перешедшая в наследство из восемнадцатого в начало девятнадцатого века, была в большом ходу в то время, и Орест слышал подробности о Парисе, на суд которого пришли три богини.

Недолго думая, он решил, что сам до некоторой степени Парис; правда, в сущности, он не стал бы ни с кем спорить из-за этого: между ним и Парисом не было ничего общего.

Во-первых, не было яблока, а во-вторых, не было спора между богинями, но богини были, хотя они и приходили не к нему на суд, а приглашали его к себе.

Дело было в том, что, вернувшись от Анны Петровны, Орест нашел у себя письменное приглашение Жанны, или, вернее, княгини Жанны, которая требовала, чтобы он как можно быстрее пришел к ней.

«Вот что называется быть нарасхват!» — сам себе сказал Орест, представляя Анну Петровну, княгиню Жанну и княгиню Марию в виде трех богинь.

Брюки у него сзади оказались действительно разорванными. Он, недолго думая, отправился в гардероб Саши Николаича, взял у него первую попавшуюся для себя нужную часть костюма и надел ее.

Часть костюма оказалась ему коротка, но Орест пренебрег этим как человек, стоящий выше подобных мелочей жизни.

Он явился к дому дука дель Асидо и дал о себе знать довольно оригинальным способом, не желая пользоваться обычной манерой, то есть докладом о себе через слуг.

Он подошел к окнам Жанны и запел хрипловатым басом нежно-чувствительную песенку, которую, как он слышал в детстве, пела его мать; Жанна услышала под окном песню Ореста и не могла не выглянуть на улицу, заинтересовавшись, кто это пел такие нежные французские слова таким несоответствующим, хриплым голосом.

— А-а! Это вы! — узнала она сейчас же Ореста и не могла не улыбнуться при виде его действительно смешной в укороченном костюме фигуры. Особенно забавным казался при этом серьезный вид, деловитый и сосредоточенный.

— Войдите! — пригласила она. — Мне нужно поговорить с вами!

— Не люблю я, — сделал гримасу Орест, — эти условности светской жизни, относительно парадной лестницы и прочего… Дозвольте непосредственно в окно…

И прежде чем Жанна успела опомниться, Орест был уже внутри комнаты, перескочив через низкий подоконник.

— Вы чрезвычайно эксцентричны! — сказала Жанна не то в порицанье, не то в оправданье Ореста. — Я позвала вас, чтобы предупредить…

— Если это относительно дука дель Асидо, — заявил Орест, — то я был бы очень рад этому.

Орест и сам не знал хорошенько, что говорит, потому что у него в последнее время все спуталось: старик Белый, дук дель Асидо, Борянский, разговор, который он услышал, лежа на кровати за ширмой у Борянского, и, главное, то, что узнал из рассказа бывшего графа Савищева, и он пришел на свидание из дома Николаева, уже многое зная. Роль Жанны, правда, во всем этом не так была ясна Оресту, и он пришел по ее приглашению как-то просто по инерции, запутавшись помимо своей воли во все эти дела.

— Вы ничего не слышали об одном кладе? — спросила Жанна.

— А, вам эта история известна-с? — сказал Орест. — Этому дуку дель Асидо, который переодевается в белого старика….

— А вы-то почем знаете об этом? — удивилась Жанна.

— Из достоверных источников, — коротко ответил Орест. — Этому дуку зачем-то понадобилось уверить меня, что я должен отыскать какой-то клад.

Жанна смотрела на него большими глазами, раскрытыми в удивлении.

О том, что затевал дук, она знала потому, что услышала об этом, воспользовавшись тайным ходом. Но откуда Орест мог знать все подробности этого? Она знала, что он ни с какой стороны не принадлежал к обществу, а между тем он знал не только название Белого, но и того, кто переодевается в него.