Маг целитель - Кристофер Сташеф

По внутреннему двору мы подошли к высокой круглой главной башне и вошли в дверь. Внутри оказалось темно, и Анжелика снова засветилась. Фриссон ойкнул и остановился, Жильбер быстро шагнул вперед, осмотрелся и проворчал:

— Да тут же развалины!

— Ну, зря ты так, — возразил я, обойдя Жильбера и осмотрев помещение. — В принципе все цело и невредимо.

— Но здесь грязно, тут лежит вековая пыль! — возмутилась Анжелика.

Так оно и было. Дневной свет проникал в башню из маленьких окон, расположенных под самой крышей. Этого освещения вполне хватало, чтобы мы разглядели центральный зал — круглую комнату с толстыми колоннами, поддерживавшими потолок. Всюду, где только попадался прямой угол, висели клочья паутины... Кое-где сети были новые, и их обитатели деловито заделывали прорехи или закатывали в паутинки мух. Но большей частью паутина была грязная, черная, пыльная. Пол выглядел не лучше, его покрывал слой гумуса, в который превратилась сгнившая солома. На глаза попадались то сломанная скамья, то стол... Я разглядел несколько кострищ — свидетельств посещения этого места странниками.

— Но как же это? — возмутился Фриссон, которому явно не хотелось расставаться с мечтой славно закусить. — Снаружи ведь все такое ухоженное, а здесь...

— С чего бы это главная башня пришла в такое запустение? — задумчиво пробормотал Жильбер. — Наверное, господин и его супруга не живут здесь?

Ответ поразил меня словно удар грома.

— Нет, не живут. Уж лет пятьдесят, как не живут! Это место заброшено. А снаружи кто-то прибрался только для того, чтобы заманить нас сюда!

— Но кто бы стал так стараться? — испуганно спросил Жильбер.

— При чем тут старания? Всего лишь немножко колдовства. А теперь угадайте с трех раз, кто тут наколдовал? Быстро отсюда, ребята!

Мы опоздали всего на секунду. Послышался свирепый боевой клич, от которого чуть не лопнули барабанные перепонки. По заброшенной башне разнеслось такое эхо, какого тут, видимо, никто никогда не слыхал.

Из-за колонн выскочили воины. В дверном проеме показались рыцари. Они вошли и рассыпались вдоль стен, окружив наш маленький отряд.

Я и не заметил, как Жильбер выхватил меч. Он взмахнул им, и меч издал кровожадный свист. Я выставил перед собой посох. Сквайр нахлобучил на голову шлем и выбросил меч вперед, встречая приближавшегося воина. Но тут со стропил упала большая сеть и накрыла Жильбера. Юноша взревел. Ему удалось перерубить мечом несколько веревок, но сеть была крепкая и опутала меч.

Я гневно вскричал, выхватил нож и бросился на помощь другу, но меня со всех сторон обступили воины. Я еле увернулся от чьей-то алебарды и пырнул ножом ее владельца. Воин взвыл от боли и упал под ноги своим товарищам. Я отбросил нацеленную на меня пику... Что? Нападать на чародея? Наконец-то я вспомнил, кто я! Ну же! Давай стихотворение! Это было непросто — придумывать стих и одновременно исполнять странный танец между воинами, стараясь исхитриться и нанести им ножевые раны. И притом уцелеть самому. И, что того хуже, меня отвлекала Анжелика. Превратившись во что-то вроде призрачного смерча, она вертелась перед глазами какого-то вояки и мешала ему разглядеть Фриссона. А поэту этого как раз хватило, чтобы стукнуть несчастного посохом по макушке.

Наметив новую жертву, Анжелика уже вертелась перед физиономией другого воина — тот отупело вытаращился, и они принялись колотить друг дружку, при этом злобно вопя. А Анжелика уже металась перед врагом, вызывая неразбериху в его рядах.

Фриссон весело орудовал посохом, хотя мастерства ему явно недоставало.

И тут стены дрогнули от чудовищного рева. Воины в ужасе попятились, и в гущу сражавшихся вломилось какое-то косматое чудище, орудуя направо и налево клыками и когтями.

— Унылик! — радостно воскликнул я.

Видимо, наше страшилище услыхало звуки боя и ринулось нам на помощь.

Неожиданно каким-то шестым чувством я понял: надо обернуться. Ого! Рыцарь, с головы до ног облаченный в стальные доспехи, обошел меня сзади, и на голову мне вот-вот опустится тяжеленная дубинка. Я только успел набрать воздуха, чтобы разразиться стихотворением, как дубинка опустилась. Страшная боль в виске... тошнота... Я так и не узнал, как закончился бой.

* * *

Постепенно зрение вернулось ко мне. Я увидел что-то светящееся. Я поморгал, присмотрелся — светящиеся бледно-желтые зубы. Кто-то ухмылялся, склонившись надо мной. Я закрыл глаза, потряс головой и тут же пожалел об этом: от боли в голове запылал пожар. Я застонал, прижал руку к саднящей макушке и еще крепче сжал веки.

Кто-то коснулся моего плеча, и не сказать, чтобы нежно.

— Открой глаза, чародей! А не то мне придется состричь твои веки!

Тот, кто говорил, так смаковал слова, что у меня не осталось сомнений: он выполнит свою угрозу. Скрипнув зубами, я открыл глаза и увидел ту, кому принадлежала ухмылка. Конечно, это была Сюэтэ.

Я вздрогнул и отвернулся, надеясь, что в стороне увижу что-нибудь поприятнее.

И увидел. Но приятнее ли оказалось зрелище, сказать было трудно. Мы находились в сырой каменной камере, битком набитой зловещего вида инструментами. Некоторые из них мне были знакомы по описаниям: «железная дева», тиски для больших пальцев, а совсем рядом со мной — дыба, а за ней — еще одна, и еще... На первой дыбе лежал Фриссон, руки и ноги его были связаны, а дальше — Жильбер. Он был в сознании, но явно слаб, хотя не лежал, а сидел. Унылика не было. Вот странно — я ощутил что-то вроде облегчения. Хотя бы один из нас избежал мучений. В душу закралась тревога: не окажется ли тролль настолько преданным, чтобы броситься спасать нас? В конце концов, что бы он мог тут поделать?

Но куда больше меня волновала судьба Анжелики. Да, за нее я тревожился сильнее всего, потому что она была здесь, и к тому же во плоти! Правда, глядя на ее тело, я видел, что грудь ее не вздымается и не опускается, ранки не кровоточат, а кожа девушки мертвенно бледна. Мертвенно...

Сюэтэ положила ее труп рядом с нами. Меня охватил гнев. И как только Сюэтэ смеет хранить бренное тело Анжелики в качестве трофея?

А может, она сохраняет его с какой-то иной целью? Тут я припомнил — колдунья говорила, что сбережет тело Анжелики, и даже уточняла зачем. Нет, моей возлюбленной нет в этой камере пыток! Здесь лишь ее тело! А вдруг я ошибаюсь? Вдруг она все-таки здесь, но в каком-нибудь таком состоянии, что я ее не вижу.

Делать нечего — приходилось признать: мы угодили в самую настоящую беду. Как это было ни мерзко, я вынужден был с этим смириться. Я повернул голову к Сюэтэ.

Королева заметила мое смятение и расхохоталась. Смех ее был похож на звук здоровенного грузовика, пытающегося тронуться с места со сломанной осью. Я вздохнул и принялся разглядывать королеву. Честно говоря, ничего особенного — самая обыкновенная жирная баба. Вот только глаза ее хищно сверкали, и рот премерзко ухмылялся.