Девочка в красном пальто - Кейт Хэмер

Я выпрямилась:

– Ты не должна отказываться от своего желания.

– Но как я могу? Это же будет, как будто я пытаюсь заменить ее…

Раздались оживленные голоса в прихожей, я поднялась и начала собирать тарелки. Обойдя вокруг стола, чтобы взять ее тарелку, я успела шепнуть, пока гости не вошли:

– Ты не должна отказываться от своего желания.

Еще трое человек, кроме Пола, стояли в носках на пороге идеальной комнаты, их глаза слегка поблескивали от выпитого, все четверо словно принюхивались к происходящему.

Я выскользнула в сад, за спиной слышалось: «Мы ворвались не вовремя. Вы обедаете. Мы уходим». Потом протесты Пола, потом согласие: «Хорошо, спасибо. Останемся ненадолго».

Я сидела в саду, облизывала клейкий обрез сигареты, когда послышался шорох за спиной. Мне захотелось вскочить со скамейки и по-детски дать стрекача. Вряд ли это Пол или Люси, а кроме них, я никого не хотела видеть.

В поле зрения показалась высокая фигура. В оранжевом свете городских фонарей я смогла разглядеть, что это Грэм, я встречала его раньше.

– Можно к вам присоединиться? – В последнее время мужчины не часто искали моего общества, и все же я предпочла бы остаться одна.

– Пожалуйста.

– Если честно, хочу у вас сигарету стрельнуть. – Он наклонился ко мне. Его бородатый профиль в полумраке напоминал гравюру.

– «Стрелок»? – Я протянула ему пачку.

– Боюсь, что да.

Он приступил к делу так неумело, что я прекратила издевательство над сигаретой и сама свернула ее. Он зажег сигарету, и мы оба сидели и курили. Я вспомнила, что при первой встрече он заговорил со мной, рассказал, что преподает инженерное дело в местном технологическом колледже, что он никогда не был женат, но у него есть дочь, с которой он встречается два раза в месяц по выходным. Я ничего не говорила ему о себе, даже то, что я бывшая жена Пола. Где найти слова, чтобы все рассказать? В другой раз, когда мы пересеклись, он заставил меня смеяться, и я оказалась к этому не готова. Я не хотела, чтобы меня смешили. Я очень рано ушла, а позже осознала, что была в его глазах какая-то человечность, которая меня зацепила. Этим вечером я не видела толком его глаз в слабом оранжевом свете.

– Я мать той самой пропавшей девочки, – выпалила я. Это его сразу отвадит от меня, подумала я.

– Я знаю, – тихо заметил он.

Когда два дня спустя он появился в моем доме, я опять предложила ему сигарету.

– На самом деле ненавижу курить. Бросил двадцать лет назад. Я просто искал повод заговорить с вами. Прескверно себя чувствовал после той сигареты.

Как многие высокие люди, он сутулился, даже сидя. Его борода при дневном освещении отливала темным золотом. Я пошла приготовить чай и остановилась у бокового окна, глядя на ворота и ощущая его присутствие за спиной. Внезапно по моему телу пробежала дрожь, почти болезненная. Я обернулась и стала быстро расстегивать ему рубашку, пока не успела одуматься. Охватившее меня чувство было таким горячим, что я испытала боль, когда промерзшее до костей тело стало оттаивать.

А потом я лежала и задавалась вопросом: это попытка спасти свою шкуру или еще один способ потерять себя? А мой ум уже бежал впереди событий, и я представляла, что придется рано или поздно знакомиться с его семьей, с его дочерью. А потом обедать друг у друга, вместе путешествовать. А потом он заговорит о переезде ко мне и заполнит собой все пространство, которое принадлежало Кармел.

– Прости, – сказала я, садясь. – Но я думаю, что это не должно повториться.

– Все прекрасно, – ответил он. – Ничего не объясняй.

И я с облегчением снова уткнулась в сгиб его локтя, вдыхала запах его кожи, пока мы оба не заснули чудесным глубоким сном.

«Дорогая доченька»,

так начиналось письмо, которое пришло сегодня утром. Дедушка его распечатал до меня. Папа написал на компьютере:

«Я не могу приехать и забрать тебя. Мы с Люси собираемся пожениться. Я очень рад, что твой дедушка и Дороти согласились приютить тебя. Они позаботятся о тебе лучше, чем кто-либо. Я им полностью доверяю. Будь хорошей девочкой, слушайся их во всем…»

Ответа от Сары не было. Я думаю, что у нее появилась другая лучшая подруга. Наверное, Скарлетт.

Я скомкала письмо и пошла подальше от нашей стоянки, никому ничего не сказав. Я залезла на дерево, на котором не было листьев, и устроилась здесь, чтобы подумать наедине.

Это место, которое они называют «юг», на самом деле самое странное место на свете из всех, какие я видела. Внезапно налетают черные тучи посреди ярко-синего неба. С деревьев почти до земли свисают плети растений. Вокруг нашего лагеря сплошной песок и грязь. Я не понимаю, почему здесь такая жара, а раньше был такой холод. Почему там, откуда мы приехали, зима, а тут лето. Я вообще ничего не понимаю. По ночам так душно, что мы спим без одеял. Иногда по воскресеньям мы бываем в церквях, где все раскачиваются и кричат. Иногда дедушка устраивает церковь в фургоне и заставляет нас стоять на коленях, пока сам читает Библию. Мне кажется, что такая церковь ему нравится больше всего.

Дедушка говорит, что Бог вокруг нас. Правда ли это? Мне почудилось однажды, что я вижу его краешком глаза, но это оказалась дедушкина тень на траве. Я смотрю в небо, и мне ужасно, ужасно хочется, чтобы Бог был там. Я знаю, что должна верить дедушке. А если не верю – значит, я дурная девочка? Я тяну руку как можно выше к небу, как будто могу коснуться пятки Бога и убедиться, что он там.

– Кто ты такой? Кто ты такой? – обращаюсь я к небу. – Покажи мне, что ты правда есть. Если что-нибудь сейчас произойдет, я поверю в тебя, обещаю.

Проходит много времени, но ничего не происходит. Насекомые тут и там, а я сижу под жарким синим небом и жду. На песке под деревом загогулинами я написала «Кармел», как будто змея проползла и оставила эти буквы.

Дедушка говорит, что я ангел. Ну какой я ангел? Ангелы, что ли, сидят на старых голых деревьях, как я? Мама тоже меня так иногда называла, но она совсем другое имела в виду. Когда дедушка называет меня ангелом, мне делается страшно. Меня зовут Кармел, и я всего-навсего человек. Вот и все. Бог не смотрит на меня с неба, ему безразлично, что мне плохо. Папе тоже.

Дороти идет искать меня, наступает на «К», потом на «а», топчет буквы. Ей даже невдомек, что она стоит на моем имени. Она поднимает голову, видит меня, а я раскачиваю ногой в лакированной туфле и делаю вид, что сейчас ударю ее по лицу.

– Вот ты где, – говорит она. – А мы волновались. Подумали, что ты потерялась.

Дедушка собирается на целительство. Он хочет взять меня с собой.

– Мне что, обязательно идти? – спрашиваю я.

Ведь будет то же самое, что с тем мальчиком-тростинкой. Наверняка он уже умер. Он был такой слабенький, в нем жизни оставалось на донышке, я почувствовала это, когда касалась его головы. Он был как фонарик, в котором батарейка почти совсем разрядилась.