Здесь русский дух... - Алексей Воронков

На морозе много не наговоришь, поэтому албазинцы решили все последние новости обсудить в избе для сборов. Народу набилось — не продохнуть, но это лучше, чем стоять на лютом февральском ветру.

— Что будем делать, казаки? — спросил товарищей Федор Опарин.

Те молчат и только плечами пожимают.

— Да откуда ж нам знать! — наконец подал кто-то голос из задних рядов.

— Верно… — вторил ему другой.

— Братцы, неужели мы встанем под нового приказчика? — начал горячиться Игнашка Рогоза.

У казаков сомнение в глазах. Не признают ли их после всего этого смутьянами и бунтовщиками?

— Кто же, интересно знать, придумал такое, чтобы нерчинские люди нами верховодили? — тяжело ворочая желваками, гудел диакон Иона, никогда не отделявший себя от казаков.

— Кто-кто, царь, конечно… — высказался Карп Олексин.

— Может, воевода какой?.. — усомнился Гридя Бык.

— Пойди их сейчас разбери, — тяжко вздохнул Семен Онтонов.

— Эх!.. Заставь дурака Богу молиться — он и лоб расшибет. Чего плохого наш атаман им сделал? Вроде верой и правдой царю служил, а его вот этак… — вслух высказался Федор Опарин.

— Ха!.. Сначала Никифора убрали, а потом и за нас возьмутся, — недобро усмехнулся Игнашка Рогоза.

— Да, возьмутся!.. — согласился кто-то из старых казаков.

Сам атаман, опустив голову, угрюмо сидел за столом и молчал.

Вокруг плотной стеной стояли бородатые казаки и с надеждой глядели на него. Дескать, Никифор — мудрый человек. Он обязательно что-то придумает, но молчание главного смущало людей.

— Почему молчишь, Никифор? Скажи что-нибудь… — обратился к нему Васюк Дрязгин.

Тот поднял глаза, и все увидели затаившуюся в них боль.

— Чего я вам скажу? Царская воля…

— Не может быть! Видно, кто-то напел на тебя, атаманушка! — зазвучал с задних рядов чей-то простуженный голос.

Никифор усмехнулся и сказал:

— В этом краю вроде соловьев нет.

— Соловьев нет, но есть волки! — сказали хором казаки.

Атаман вздохнул:

— Чем же я перед волками провинился? Есть ли среди нас волки?

В избе для сборов на миг воцарилась тишина. Все начинают усиленно ломать голову, вспоминая, кто мог нагадить их вожаку.

«Уж не Ефимовых ли это рук дело?» — неожиданно подумал Федор. Он помнил, как тот рвался в Нерчинск и насколько обрадовался, когда в прошлый раз атаман дозволил ему сопровождать обоз с податью. Не забыл старшина и то, в каком веселом расположении духа Ефим вернулся с Шилки. Он попытался отыскать его глазами, но в избе потемнело от количества народа, а тут еще казаки запалили свои трубки, окутав дымом все вокруг… Не дай бог узнаю — убью! — дал себе суровую клятву Опарин.

Долго в тот день не расходились казаки, все пытаясь найти какой-то выход. Кто-то хотел отправить челобитную в Москву, умоляя царя отменить свое решение, а кто-то даже предлагал учинить бунт. Были и иные предложения. Так, к примеру, братья Романовские убеждали всех уйти за Амур. Дескать, по слухам, у верховного правителя маньчжур есть диковинное войско, куда принимают иностранцев. Мол, люди живут и в ус не дуют. У них и жалованье хорошее имеется, и хоромы, а главное — их не донимают наглые московские чиновники.

Слова братьев смутили казаков. Вдруг маньчжуры пожелают Русь завоевать? Тогда мы своих братьев станем бить? Чего же здесь хорошего? Нет, к маньчжурам не пойдем, а лучше уж в разбойные люди подадимся.

Так ни о чем и не договорившись, казаки разошлись по домам. С той поры началась открытая вражда между двумя населенными пунктами. Албазинцы прямо заявили нерчинскому приказчику, что перестанут подати для казны собирать, если им не вернут Черниговского. Из Нерчинска казакам в ответ сыплются угрозы. Албазинцев стращают расправой и велят выдать зачинщиков волнений, как раз в то время, когда с юга, со стороны Китая подули недобрые ветры, и Русь замерла в ожидании исхода…

— В Москву надо ехать, царю-батюшке в ноги упасть, а то эта ругань с нерчинскими так и будет продолжаться! — снова заговорили в народе.

Такая мысль не случайно родилась в стенах населенного пункта, так как все челобитные, посланные якутскому и енисейскому воеводам, остались без ответа.

Вот и старец Гермоген, почуяв неладное, заговорил о стольном граде. Даже сам собирался туда ехать, но его отговорили. Стар, мол, ты, батюшка, а путь неблизкий.

Собрали войсковой круг, до которого не допустили прибывшего в Албазин нерчинского ставленника, где и решили снарядить послов в Москву. Возглавить посольский поход поручили сомолитвеннику Гермогена, священнику Максиму Леонтьеву.

Провожать того вышли всей казачьей общиной, а потом полгода ждали, когда тот вернется из белокаменной, но святой отец вернулся ни с чем. Даже близкий к патриарху Московскому и всея Руси Иоакиму архимандрит Новоспасского монастыря Игнатий Римский-Корсаков, к которому на правах старого товарища он обратился за помощью, не смог убедить царя восстановить Никифора в должности. Ваш Черниговский все подати с дикарей не для казны, а для себя собирает! — принимая Леонтьева, повторил царь слова воевод. Ложь это, батюшка государь, истинная ложь! — пытался убеждать его посланец. Если, мол, кто и крадет добро в виде податей, так только не он. Ты пошли своих людей — пусть они хорошенько потрясут воров, а их у тебя на всем податном пути целое войско. Это и воеводы твои, и приказчики, и служивые… Если каждый из них возьмет по соболю, то целая казна выйдет.

Царь больше верил своим воеводам и в конце концов отослал Леонтьева назад, на Амур. Мол, вы, святые отцы, лучше заботьтесь о душах мирян, а уж о делах государственных я сам позабочусь…

1

После отставки Черниговского казаки еще долго не могли успокоиться. Если бы провинился Никифор — тогда другое дело, говорили они. Так ведь нет же… Выходит, царь поступил не по справедливости! Как ему после этого верить?..

Потихоньку ропот стих, и жизнь вошла в свою колею. Причиной такого поворота событий стал сам Никифор.

— Эх! — говорил он. — И чего меня оплакивать? Я ведь никуда не делся, нахожусь рядом с вами, мои верные товарищи. Сняли с должности — не беда. Все равно я ваш атаман, потому как это звание вы мне давали. Если говорить откровенно, то в нашем казацком деле нет плохих должностей. При должности ты или без, а все равно казак. Вот если бы меня этой должности лишили — тогда другое дело. Живите спокойно и не возражайте новой власти. Если эта власть будет нам творить расправу, то мы ей покажем, где раки зимуют. Такого шуму наделаем — век помнить будут!..

— Хорошо, атаман! — ответили казаки и успокоились.

Снова незаметно, словно осенние лесные ручейки среди кочек и опавшей листвы, потекли дни. Не успеешь оглянуться — уже лето прошло, а там до зимы рукой подать. Вот засолят бабы капусту, и следом придут холода.