Некроманцер - Лука Каримова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не смей! – завизжал лич. – Ты убьешь и себя! – он бросился на меня, но я выставила перед собой кинжал, острие уткнулось в грудь врага.
Нас окружило эхо голосов инквизиторов, они читали заклинание изгнания, им пришлось удвоить свои усилия. Они изгоняли сразу двух сильных личей.
– Мечи в землю! – скомандовал Малефикарум, выхватив свой клинок из ножен, и крест-накрест воткнув в землю вместе с мечом Маллеуса.
«Круг очищения» – вот как назывался этот обряд. Инквизиторы применяли его так редко, что каждый случай записывался в книгу проведенных обрядов. Некромаг мог прожить всю жизнь, но ни разу не воспользоваться или не принять участие в обряде «Очищение».
Я слышала лязг мечей, они врезались в землю, сковывая созданный мной защитный круг, чтобы уберечь окружающих от лича.
– Замкни на мне! – крикнула я, глядя на Малефикарума.
Особенность обряда заключалась в том, что один из некромагов всегда жертвовал собой ради спасения других. Именно он будет читать окончательное заклинание по изгнанию, замкнув на себе все нити.
Брат стиснул зубы, его губы побелели, а взгляд стал черным. Но он сделал то, о чем я просила.
Я почувствовала, как со всех сторон начинает давить ритуал изгнания, обжигая и придвигая все ближе и ближе к личу – между нами осталось расстояние вытянутой руки.
– Я все равно причинил тебе боль, Варлок. И твоя дочь уйдет вместе со мной, она никогда не будет свободна. Тьма поработит ее, – шипел лич, сверля взглядом своего врага.
– Даже после смерти ты не смог упокоиться, Арсул, – процедил Варлок, в глазах отца я видела дикую боль.
– Я сожру ее душу и снова вернусь.
– Не вернешься, – спокойно сказала я и прикоснулась ладонью к его лбу.
Лич закричал не своим голосом, упав передо мной на колени. На его лбу была выжжена пентаграмма изгнания.
– Заклинаю смертью, упокойся во веки вечные, словом и действием, стираю твою душу, – горячий порыв ветра развевал мои волосы. Внутри пентаграммы, где мы были заключены, бушевал настоящий огненный ураган. Темный мир взывал к нашим душам, жаждая заполучить добычу обратно.
В руке Варлока появилось два меча, он вогнал их в землю крест-накрест вокруг пентаграммы и крикнул:
– Изгнание! Заклинаю смертью, упокойся во веки вечные, словом и действием, стираю твою душу! – вместе с моими братьями все инквизиторы стали повторять за ними.
Вмиг тело Арсула обрело плоть и за секунду ее потеряло: человеческая кожа, волосы, ногти, глаза – все стекало с него подобно воску со свечи, обнажая красные мышцы, пока и они не исчезли, оставив окровавленный скелет, осыпавшийся прахом к моим ногам.
Ураган исчез, вокруг порхали серебристые пылинки. Гул голосов смолк, все смотрели на меня.
А я… видела лишь алые вены присутствующих, золотые крупицы их жизни в центре грудной клетки, и они манили меня поглотить их. Я коснулась прозрачной стены купола и ударила по ней, то там, то здесь появились трещины… Я стала личем.
***
– Тьма поглотила ее! Уничтожить! – скомандовал кто-то из инквизиторов.
– Нет! – закричал Маллеус. Варлок остановил его, схватив за плечо. Малефикарум приблизился к той, которая несколько секунд назад была его сестрой.
– Диавалия, вернись… – прошептал он, касаясь места с трещиной.
– Инквизитор Некроманцер, немедленно отойдите от лича! – услышал он сзади.
– Она не ваша сестра! – вторил другой, но брату было все равно.
– Вернись к нам, борись, я знаю, ты можешь. Как тогда, в пятнадцать лет, после первой встречи с личем. Ты спасла нас… Диа! – он ударил кулаком о купол, и тот разбился на мелкие кусочки.
Все бросились на лича, но замерли в шаге от нее.
Девушка успела положить руку на плечо брата. Она стояла, закрыв глаза. Ее брови были сдвинуты, лоб наморщен, она скалилась – внутри нее шла борьба. По щекам потекли кровавые слезы.
– Вспомни наше кладбище, белые розы. Ты так их любишь, помнишь, как мы вместе их срезали, ты помогала матушке составлять букеты, а потом со мной и Мале бегала по кладбищу, разучивая алфавит. Ты была крошкой, нашей любимой сестренкой. Я… мы ни за что не отпустим тебя в загробный мир, тебе там не место, прошу, услышь меня. Заклинаю светом и тьмой, вернись, вернись… – шептал он, гладя ее по голове, а потом крепко обнял.
***
Меня рвало на кусочки: было невыносимо больно, до потери сознания, и невероятно холодно. Но я не могла позволить разуму покинуть меня, тогда тьма полностью поглотит все еще сверкающую во мне крупицу света.
Душу кололо, резало, терзало, но через тьму и боль я слышала голос брата, а потом увидела золотую нить его жизни, тянущуюся ко мне. Нити Маллеуса и отца. Они стояли рядом. За их спинами в боевой готовности ждали другие инквизиторы, мои друзья – Юро и Крабат – удивлены и испуганы.
Меня попытался затащить всепоглощающий мрак, и Арсул тоже боялся этого места.
«Я не хочу туда! Куда угодно, даже будучи перевоплощенной в лича, не хочу… не стану!» – кричала я мысленно. Я полулежала на земле в объятьях брата. Тепло мужского тела немного согревало, знакомый аромат успокаивал. В глазах Малефикарума стояли слезы, впервые я увидела, как по его щекам стекают крохотные капельки. Я поддела их кончиком пальца, в надежде ощутить тепло, но они обожгли меня, и я с шипением отдернула руку.
– Почему она такая холодная? – спрашивает Маллеус, приложив горячую ладонь к моему лбу и отдернув ее. Кожу по локоть покрыло инеем.
Я смотрю на них, глубоко дыша, пытаюсь что-то сказать, но не могу вымолвить ни слова, мое горло, язык и губы онемевают. Я не могу пошевелиться, меня поразил холод.
– Отец, что делать? – Малефикарум тоже не может держать меня.
Лед проложил путь к моему сердцу, впиваясь в него тонкими иглами. Вот она – мучительная смерть лича. Во мне оставался свет, и обряд «Очищения» подействовал иначе. Зло уничтожено, стерто с лица земли, став прахом. Я же, пожертвовав собой, вынуждена испытать муки адского льда, а не пламени.
Рядом с нами вспыхнула совершенно другая пентаграмма, я не могла рассмотреть символы, но мои мужчины напряглись. Некоторые инквизиторы снова подняли мечи, а я, подобно воде, перетекла из рук Малефикарума к тому, кого не ожидала здесь ни увидеть, ни почувствовать.
Демон Астарот бережно обнимал меня, отогревая в своих руках, и что-то едва слышно напевал, словно колыбельную. Холод постепенно стал отступать, я почувствовала тепло – по моей щеке скользнули мужские губы, целуя в висок и вдыхая аромат длинных волос.
Он сидел в своем защитном круге, а я была у него на коленях.
– Я рад, что успел… – прошептал он, глядя на меня золотистыми глазами. Его длинные белоснежные волосы лежали на плечах. Пряно-древесный аромат
