Бесценная Статуя - Диана Хант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еле удалось успокоить Ишму — первобытная девушка (а как мне еще называть дитя этого больного на всю голову общества!) не переставала повторять, какая она плохая, грязная, мерзкая. Я чуть было прямо сейчас не отправилась к Ньолу, чтобы вышибить ему мозги, но вовремя спохватилась. Действовать нужно осторожно, если не хочу привлечь к нам ненужного внимания. Ишма сказала, что в Замке человек полтораста — бравиумов. И еще не меньше пятисот в окрестностях. А мне еще к статуе пробраться надо.
Наконец, Ишма более-менее успокоилась и убежала с подносом, торопилась. Я откинулась на подушки. Силы потихоньку восстанавливались, а после укрепляющих ампул с витаминами, впрыскиваемых прямо под кожу, стало намного лучше.
Решено — эту ночь остаюсь здесь, а завтра забираю Ишму и драгоценности и валим отсюда. К моему огорчению, орм не работает, передатчик тоже. При всем желании не могу связаться ни с Риммой, ни с кем другим из экипажа Персефоны. Должно быть они там места себе не находят…
Особенно кое-кто с фиалковыми глазами…
Особенно, после того, что предшествовало моему уходу…
Память постепенно возвращается, и по мере восстановления в голове некоторых событий мне та-ак стыдно становится!
* * *
Я вспомнила, как Юдвиг заявил, что не так давно, по этой же дороге проходила Лика. И как я сразу же вознамерилась отправиться в путь! А какой реакции еще от меня ждать?!
И как капитан заявил мне, что никто, ни он сам, ни даже роботы, на ночь глядя из корабля не выйдет, а Ри добавила, что летоисчисление у коренных арттдоумийцев совсем иное, и то, что для Юдвига могло выглядеть, как «недавно», для нас может оказаться десятками лет. Впрочем, десятки — это я загнула. Я-то запомнила маму очень молодой!
Черт меня дернул все-таки выбраться наружу той ночью! А до этого, для того, чтобы усыпить бдительность Эддара, я самолично постучала в каюту капитана…
Нет, нет, нет — не хочу вспоминать! Стыдно — и даже не от того, что было… Не только от этого. Я имею ввиду! Больше от того, что обманула его.
* * *
— Эд… Эддар! Ты не спишь? — я осторожно поскреблась в дверь капитанской каюты.
— Тара?! — капитан выглядит удивленным, и даже взволнованным каким-то, что ли…
— Можно войти?
— Если ты проситься выйти на прогулку, то я…
— Эддар…
— Тара, что ты делаешь?
— Снимаю платье. Ты против?..
Расширившиеся зрачки капитана однозначного ответа не дали.
— Это не вежливо, Эддар. Твое молчание. В конце концов, разве не этого ты добивался с момента нашей встречи?
— Что ты задумала, Тара?
— А как ты думаешь? У тебя очень жесткая кровать.
— Тара, если это шутка, то плохого тона. Покинь немедленно каюту.
Я во все глаза уставилась на него. Он что, серьезно?! Как можно вообще подумать, что я шучу? Эддар возвышается надо мной в полумраке каюты. Белая рубашка расстегнута на груди. Волосы убраны в низкий хвост. На скулах играют желваки. Он скрестил на груди руки, и видно, как ежесекундно напрягаются его мускулы. Он действительно с трудом сдерживает себя.
О прогресс, какая же я дура! Так все испортить! Все, не хочу больше ничего. Пускай Зиккурат катится к чертовой матери, и все остальное тоже. Единственное, что я чувствую сейчас, жуткий, жгучий, гребанный стыд. Вот кто тащил меня сюда?! Вообразила себя неизвестно кем, роковой соблазнительницей, компаньонкой-разведчицей… Думала, что смогу отвлечь внимание Эддара, а потом выкраду электронный ключ от Персефоны. Да мне оказывается до сопровождающей как до ближайшей луны пешком…
Сейчас, когда увидела Эддара, поняла, что сама не выдержу, сломаюсь, останусь. Не захочу уходить с корабля. Гори оно все синим пламенем, не захочу!
— Отвернись, — злобно бросила ему.
Эддар недоуменно пожал плечами и отвернулся. На ходу запахивая платье-халат, я метнулась в сторону двери. Не тут-то было! Железные пальцы сомкнулись на моем предплечье, а потом меня рывком притянули к твердой широкой груди. Я что-то бормотала о приносимых извинениях, и что больше такого, конечно же, никогда не повторится, и что бес попутал, и много ещё подобной чуши. Двумя пальцами Эддар взял меня за подбородок и поднял лицо к себе.
— Тара, — мягко, нежно позвал он.
А я не могла оторваться от аметистовых глаз на меднокожем лице. И в тот же миг поняла, что все остальное — не более чем голограмма, иллюзия. Настоящее — это вот, сейчас, это теплые, глубокие аметистовые глаза.
Не знаю, не помню, как оказалась в железном кольце его рук, только уже в горизонтальном положении. Помню волнами накатывающее желание, помню, как меня трясло, помню, как дрожали руки Эддара, когда прижимал к себе мое тело.
Много, много поцелуев, долгих, беспощадных, нескончаемых. Когда я задыхалась — он переходил к другим частям тела, и множество огненных искр пробегало по коже. А я не понимаю, что происходит — то все вокруг несется в нескончаемой гонке — такой быстрой, что мир сливается в сплошные пульсирующие очертания, то меня выбрасывает в другое измерение, и тогда время останавливается, наполняется миллионами нежнейших ноток и прикосновений.
— Истар, — Эддар поцеловал меня в уголок губ, в то время как рука его спустилась предательски низко… Но не настолько, как мне бы хотелось, и это заставляет приподниматься ему навстречу, что не так-то просто сделать, будучи полупридавленной этой горячей грудой мускулов. — Ты уверена? Я не смогу больше сдерживать себя.
Я перехватила его губы, ответив поцелуем, а затем легонько прихватила зубами нижнюю губу.
— Смелее, мистер Рьи, — выдохнула ему в рот, и в тот же момент мои губы накрыла горячая ладонь, впечатывая голову в подушку. И вовремя — из груди вырвался долгий, протяжный стон, который неминуемо стал бы криком, если бы не предусмотрительность Эддара.
— Тише, — шепчет на ухо, полностью заполняя меня собой, замирает в этом положении, потом немного отстраняется, как будто прицеливаясь, и опять бьет бедрами. Тело мое изогнулось от сладкой судороги, чтобы в следующий момент задвигаться в такт с капитаном.
Череда стремительных взлетов и падений на самое дно пропасти, от разбивания об острые камни которого меня каждый раз удерживают сильные, смуглые руки. Мои волосы разметались по подушке, смешиваясь с черными прямыми прядями Эддара. То жаркие и судорожные, то легкие и нежные переплетенья тел, и мои ногти с каждым толчком все сильнее впиваются в мускулистую спину. Стремительные, выверенные движения наполняют собой все пространство, сокращаясь, дрожат в воздухе.
— Моя Тара, — шепчет он, и впивается поцелуем в губы. Отвечаю ему стоном, который он пьет, прижимая голову к себе за затылок, и толчки становятся резче и сильнее. Я не знаю, не помню, сколько это продолжается. Ясно одно — это просто невозможно, немыслимо. Я не знала, не могла себе представить, что мое собственное тело — оно настолько… живое. Очередь коротких ударов сменяется длинной цепочкой глубоких-глубоких касаний. Я не знаю, жива я ещё или умерла, потому что даже не подозревала, что такое бывает!