Дети Бога - Мэри Д. Расселл

— Я ничего не слышу! — получив подтверждение своему скепсису, объявила Селестина. — Думаю, ты меня разыгрываешь.

Эмилио выглядел возмущенным.

— Попробуй еще раз, — сказал он и прибавил: — Но теперь слушай сердцем.

В магической тишине спальни маленькой девочки они, все трое, услышали его слова: «Tiamo, cara».

Прежде чем угомониться, Селестина попросила воды, напомнила матери про ночник, сообщила Эмилио, что будет держать коробку под подушкой, и еще раз попросилась в туалет, а затем попыталась затеять дискуссию о поведении монстра-под-кроватью, что могло бы задержать «Спокойной ночи!» еще на пять минут, но это не сработало.

Наконец прикрыв дверь, они оставили Селестину со «сладкими снами», и Джина перевела дух, чувствуя себя обессиленной, но счастливой.

— Ты станешь лучшим отцом в мировой истории, — со спокойной убежденностью сказала она, обняв Эмилио.

— Не сомневайся, — заверил он, но Джина ощутила неладное.

Эмилио явно не торопился в их спальню и в конце концов сказал, криво усмехаясь:

— Если б у тебя сегодня разболелась голова, это избавило бы меня от большого конфуза.

Она отступила на шаг.

— Руки?

Глядя в сторону, он слегка пожал плечами и начал было извиняться, но Джина прижала палец к его губам:

— Caro, у нас впереди целая жизнь.

И, по правде сказать, она действительно чувствовала себя неважно, поэтому, когда они направились к кухонному столу, Джина сменила тему:

— Дон Винченцо сказал, что в мае они нашли для тебя еще одного хирурга, но ты даже не стал с ним встречаться. Почему, caro!

Эмилио плюхнулся на стул — лицо каменное, дыхание неглубокое.

— Ты практически здоров. Эмилио, хирурги творят чудеса. Могут покрыть кисти искусственной кожей, переместить сухожилия, чтобы использовать неповрежденные нервы. Твои руки стали бы работать намного лучше.

— Я привык к скрепам. — Он распрямился с некоторым вызовом. — Послушай. Я достаточно натерпелся, ясно? Не хочу опять учиться с нуля пользоваться своими руками.

Именно так он ответил отцу Генералу. Джина подождала, давая ему время произнести остальное. Когда Эмилио промолчал, она ответила на это невысказанное возражение и, увидев, как его глаза скользнули в сторону, поняла, что угадала.

— Фантомная невралгия не будет усиливаться — возможно, даже станет слабее.

Эмилио откликнулся не сразу.

— Я подумаю об этом, — сказал он, моргая. — Не сейчас. Мне нужно время.

— Может, после Нового года, — мягко предложила Джина.

— Может быть, — произнес Эмилио. — Не знаю. Может быть.

Настоятельной необходимости в операции не было, Джина просто хотела видеть его здоровым, поэтому она не стала упорствовать. Когда Сандос только вернулся на Землю, у него была цинга, и соединительная ткань была слишком непрочной, чтобы допустить хирургическое вмешательство; но чем дольше он ждет, тем здоровее делается и тем быстрей будет проходить заживление. С тех пор, как ему искалечили кисти, прошло уже три года. Еще шесть месяцев роли не играют.

Напоследок, прежде чем Эмилио отправился в свою квартиру, они поговорили о соглашении, заключенном им с юридической фирмой в Кливленде и банком в Цюрихе, которое предоставляло Джине свободный доступ ко всем его счетам.

— А ты не хочешь подождать до свадьбы? — спросила она, стоя в проеме.

— Зачем? Ты собираешься сбежать с этими деньгами? — ответил он. Джина едва различала его в темноте. — Я просто хочу, чтоб ты сводила своих родителей пообедать. В какое-нибудь милое место. И скажи им, что это была моя идея! Хочу произвести хорошее впечатление. Зять должен думать о подобных вещах.

Она засмеялась и провожала Эмилио взглядом, пока его фигура не растворилась в безлунной ночи.

После того как Джина уехала, они каждый день обменивались новостями, хотя ближе к концу второй недели Эмилио был завален работой по программам к'сана и старался успеть к последнему сроку, который назначил себе на конец месяца. К моменту, когда Джина и Селестина вернулись в Неаполь, с их последнего разговора минуло два дня. Открыв дверь, Джина сразу позвонила Эмилио, но номер оказался отключен. Дабы убедиться, что код набран правильно, она повторила звонок, а затем, как только занесла багаж в дом и позаботилась о неотложных нуждах Селестины, поехала к его квартире, раз за разом говоря себе, что опасения беспочвенны.

Главное здание приюта не было покинуто, как почему-то боялась Джина, но в резиденции не осталось никого, кого она знала. Брат-мирянин, сменивший Косимо в трапезной, был вьетнамцем, и из его итальянского Джина не могла понять ни слова. Дверь в квартиру Эмилио была заперта, а с окон исчезли герани. Она требовала объяснений, плакала, кричала, обвиняла, но всюду наталкивалась на omerta — молчание Юга. Ее младшей дочери исполнилось почти десять лет, когда Джина наконец поняла, что произошло.

«Джордано Бруно»

2061–2062, земное время

— Сандос, я-то полагал, что дуться — ниже вашего достоинства, — с холодной веселостью заметил Карло Джулиани, глядя, как Нико д'Анджели проверяет показатели химического состава крови, прежде чем подрегулировать капельницу, вставленную в руку Сандоса. — Сами виноваты. Вам предоставили все шансы участвовать в проекте по своей воле. А нынешняя ваша позиция не даст вам ничего, кроме пролежней и заражения мочевого пузыря.

Изящно прислонившись к звуконепроницаемой перегородке судового лазарета «Джордано Бруно», Карло изучал неподвижное смуглое лицо и не видел в нем вялости, свойственной коме, или сонной расслабленности. Это было чистое упрямство.

— Вы любите оперу, Сандос? — с любопытством спросил Карло, когда Нико, мурлыча «Nessun dorma»,[20]приступил к обтиранию тела губкой. — Большинство неаполитанцев без ума от оперы. Мы обожаем страсти, конфликты — жизнь, протекающую с размахом.

Он подождал с минуту, следя за закрытыми глазами Сандоса, пока Нико, поднимая безвольные конечности, с осторожной умелостью протирал подмышками и в паху.

— Джина никогда не любила оперу, — вспомнил Карло. — Называла ее «грандиозной чепухой». Весьма скучная маленькая домохозяйка — эта Джина. Вам следовало бы меня благодарить, Сандос. Я спас вас от чудовищной скуки! Вы бы недолго радовались, сидя вместе с ней дома, поедая пасту и жирея. Вы и я предназначены для большего.

Закончив с обтиранием, Нико отложил мочалку в сторону и на несколько минут накрыл Сандоса простыней, чтобы просушить, после чего вновь прикрепил электроды. Никуда не торопясь, Карло дождался, пока кардиомонитор начнет размеренно щелкать, затем снова заговорил.