Сотворение мира в иконографии средневекового Запада. Опыт иконографической генеалогии - Анна Пожидаева

Нам хотелось бы ввести в этот комплекс заимствований еще один ряд — персонификации первоэлементов, впервые появившиеся в инициале к книге Бытия уже около 1070 года в Маасском регионе (Библия Сент-Юбер, Брюссель, Bibl. Roy. Ms II. 1639, f. 6v; 91). Здесь инициал IN украшен пятью медальонами, четыре из которых — персонификации элементов, держащие в руках атрибуты: вода — кувшин и весло, огонь — светила, земля — лопату и зеленую ветвь, воздух — рог и сферу[491]. Впервые изображение четырех элементов с атрибутами в сцене Творения появилось еще во второй четверти XI века в Бамбергском Евангелиарии, во фронтисписе к Евангелию от Иоанна (Бамберг, Городская библиотека, Add. 94, f. 154v). То, что атрибуты в их руках совершенно другие (например, воздух несет Луну, а огонь — Солнце, в то время как в руках Земли — нагой человечек, а Воды — рыба), говорит о неустойчивости этих атрибутов и готовности персонификаций к «обмену» ими. Птица — атрибут Пятого дня в Верденском гомилиарии — показана рядом с Огнем, в завитках орнамента, рыба — атрибут Воды в Бамбергском Евангелиарии — соседствует с медальоном Воды, держащим весло и кувшин. Изначальная связь с античными персонификациями (элементов, стихий, календарными) налицо, налицо и подвижность атрибутики. Как мы увидим ниже, к концу XII века использование атрибутов станет еще более случайным.

49. Сотворение мира. Иосиф Флавий. «Иудейские древности». (Париж, Национальная библиотека, MS. Lat. 5047, f. 2r), Сер. XII в.

Сама идея представить дни Творения антропоморфно сближает иконографию миниатюры с коттоновским циклом; об их еще более близком родстве свидетельствует центральный медальон, представляющий Седьмой благословенный день в отчетливо коттоновской иконографии, коленопреклоненным перед Творцом.

Зальтен вслед за Хейманн сравнивает персонификации Дней Творения в Верденском гомилиарии с соответствующими сценами в неконцентрическом варианте композиции — заставке IN к рукописи «Иудейских древностей» Иосифа Флавия, выполненной в середине XII века[492] (Париж, Национальная библиотека, MS Lat. 5047, f. 2r; илл. 49). Здесь пять из шести медальонов со сценами Творения заняты аллегорическими изображениями Дней с медальонами или «пейзажами Творения». В руке Пятого дня узнаваемый атрибут, роднящий его с предыдущей рукописью, — птица. Медальон Шестого дня занят фигурками животных и сценой сотворения Адама и Евы — без персонификации Дня. Ян Ван дер Мейлен идентифицирует центральную женскую фигуру с нимбом, предстоящую Творцу в позе оранты, с божественной Премудростью[493], А. Хейманн — с Богоматерью, однако она занимает место освященного и благословенного Седьмого дня, и именно ее, придерживая рукой, благословляет Творец. Так же благословляет Творец и персонификацию Седьмого дня в центральном медальоне Верденского гомилиария. Фигуры шести Дней здесь, в отличие от Верденского гомилиария, единообразны и напоминают по типу одновременно и ангелов, и Творца «коттоновского типа»[494]. Это родство доказывается и тем, что трое из Дней держат в руках медальоны Творения. Сама по себе композиция не является концентрической, однако расположение персонификаций Дней в медальонах и полумедальонах по сторонам от Творца указывает на изначальное родство с ней. Замечательно, что здесь внешний медальон окончательно приобрел роль нейтральной, не имеющей отношения ни к Творцу, ни к Творению рамки, готовой принять и более декоративную форму, близкую к форме геральдического щита.

50. Сотворение мира. Библия Гумперта (Erlangen, Universitatbibliotek, cod. 121, f. 5v)

Окончательно утратили форму медальона внешние поля и одновременно перепутались истоки персонификации Дней Творения в рукописи зальцбургской школы конца XII века, так называемой Библии Гумперта (Erlangen, cod. 121, f. 5v; илл. 50). Шесть Дней Творения представлены в рамках, явно напоминающих мандорлы. Как и в Адмонтской и Михельбойернской Библиях, описанных нами в части III, в сцене Сотворения светил медальон Творения представлен за спиной Творца. На прямое родство с «коттоновским типом» указывают присутствующие в ряде сцен за спиной Творца ангелы. Но самое главное, в архитектурных ячейках между сценами Шестоднева представлены персонажи, стоящие на красных дисках подобно огненному херувиму в сцене Изгнания из рая коттоновского цикла, полуобнаженные и с атрибутами: светильниками разной формы, восходящими к атрибутам Света (см. главу «И увидел Бог свет…» в разделе Аппендикс) — в виде кувшинов, рогов и факелов (выше мы встречали все эти атрибуты у персонификаций четырех элементов в Библии Сент-Юбер). Хейманн говорит о влиянии византийской иконографии Октатевхов, однако мы, в свете сказанного выше о немецких циклах Генезиса, можем предположить скорее не прямое, а опосредованное, через римские гигантские Библии, восприятие ранневизантийской традиции (что более объяснимо и с практической точки зрения). Помещение персонажей в архитектурную ячейку, подобную вратам Рая, и появление атрибута херувима — пылающего колеса под ногами[495] — свидетельствует о влиянии римского цикла Творения, отраженного в миниатюрах, подобных Библии из Пантеона с ее четырехрегистровым фронтисписом.

Итак, изображение Творения в первых двух описанных случаях приобретает вторичный характер — атрибута в руках аллегорического персонажа. Сам же аллегорический персонаж совершенно утерял связь с каким-то одним источником; он может выбираться в соответствии с несколькими разными принципами: восходить к календарному циклу (что диктуется самим характером концентрической композиции), к естественнонаучному ряду первоэлементов или к более очевидному с точки зрения смысла варианту «коттоновского» ангела-Дня, прямо, цитатно интегрированному в сложную, новую схему инициала IN, лишь отчасти родственную концентрической[496]. Смысловые перемены в иконографии минимальны: персонификации остаются в одеждах «месяцев», лишаются крыльев и нимбов ангелов, сохраняя их общий типаж. Третий случай, Библия Гумперта (илл. 50, с. 292), — самый сложный и интересный; персонификации здесь приобретают совершенно размытые черты всех второстепенных героев «римского типа» (аллегорий Первого дня Творения, херувима в обрамлении райских врат), и вместе с тем они родственны месяцам и знакам зодиака с их атрибутами. Речь идет о композиционном и иконографическом творчестве на базе нескольких источников и сложении некоего универсального аллегорического персонажа из нескольких уровней «модулей».