История нового имени - Элена Ферранте

Я была уверена, что он не придет, но он уже ждал меня на пляже — один, без Бруно. Тут же выяснилось, что он расхотел идти в горы и бродить незнакомыми тропами. Если я настаиваю, сказал он, можно и пойти, только по такой жаре это будет утомительно, так что лучше остаться на море и искупаться. Я уже испугалась, что сейчас он добавит, что вообще-то ему надо заниматься, но, как ни удивительно, он предложил мне покататься на лодке. Он начал считать деньги у себя в кармане, и я протянула ему свои скудные богатства. «Ты и так принесла бутерброды, — улыбнулся он. — Так что плачу я». Через несколько минут мы были в море: Нино на веслах, я на скамеечке на корме.

Я немного повеселела. Лила, подумала я, могла и соврать, и Нино ее не целовал. Но в глубине души я понимала, что обманываю себя. Я часто лгала, прежде всего самой себе, но, насколько я знала Лилу, она всегда говорила правду. Впрочем, очень скоро Нино сам мне все объяснил. Мы уже отплыли довольно далеко от берега, когда он сложил весла и прыгнул в воду; я последовала его примеру. Вопреки обыкновению он не поплыл к горизонту, а нырнул, сразу исчезнув из виду, затем показался в некотором отдалении и снова нырнул. Я боялась глубины и предпочитала крутиться рядом с лодкой, но скоро устала и кое-как забралась обратно. Через некоторое время вернулся Нино, взялся за весла и уверенно погреб параллельно берегу, в сторону отеля «Пунта императоре». Мы немного поболтали на тему бутербродов, жары и моря и порадовались, что не пошли в горы. К моему удивлению, Нино ни разу не заговорил о том, что недавно читал в книгах, газетах и журналах; несколько раз, когда молчание становилось тягостным, я бросала пару реплик, которые должны были пробудить его интерес к обсуждению проблем мирового масштаба, но он меня как будто не слышал, явно занятый другими мыслями. Потом он отложил весла, с минуту смотрел на далекую скалу, проследил взглядом за летящей чайкой и спросил:

— Лина ничего тебе не говорила?

— О чем?

Он сжал губы и после короткой паузы выдохнул:

— Ладно, тогда я сам расскажу. Вчера я ее поцеловал.

С этого все и началось. Весь остаток дня мы проговорили только о них двоих. Мы купались, исследовали гроты, съели бутерброды и выпили всю воду, он учил меня грести, но говорили мы только об одном. Больше всего меня удивило, что он, делясь со мной подробностями, не пытался делать своих любимых обобщений. Он и Лила, Лила и он. Он не рассуждал о любви. Не строил гипотез, почему один человек влюбляется в другого. Зато упорно выспрашивал об отношениях Лилы и Стефано.

— Зачем она вышла за него замуж?

— Она в него влюбилась.

— Быть такого не может.

— Уверяю тебя, так все и было.

— Она вышла за него ради денег. Чтобы помочь семье и самой устроиться в жизни.

— Ну, ради денег она могла выйти и за Марчелло Солару.

— Кто это?

— Парень, у которого денег побольше, чем у Стефано. Он был влюблен в нее до безумия.

— А она?

— Она ему отказала.

— Значит, по-твоему, она вышла за колбасника по любви?

— Именно.

— А что это за история, что ей нужно плавать, чтобы родить?

— Так доктор сказал.

— А она хочет детей?

— Сначала не хотела, теперь не знаю.

— А он?

— Он очень хочет.

— Он ее любит?

— Еще как!

— Так ты думаешь, у них все хорошо?

— С Линой все хорошо не бывает.

— В каком смысле?

— У них сразу после свадьбы возникла куча проблем. Но это все из-за Лины. Она не умела приспосабливаться.

— А сейчас?

— Учится понемногу.

— Не верю.

Он снова и снова возвращался к этой теме, не желая признавать очевидного. Но я стояла на своем: Лила никогда не любила мужа так пылко, как сейчас. Чем больше скепсиса проявлял Нино, тем настойчивее я убеждала его, что он ошибается. Я внушала ему, что между ними никогда ничего не может быть и ему не стоит строить иллюзий. Но он не унимался. Я поняла, что для него главное — говорить о Лиле. Чем чаще будет звучать ее имя, тем счастливей для него будет этот день, в котором мы зависли между небом и морем. Его не волновало, что мои слова могут причинить ему страдание. Его не смущало, что я говорила о ней нелицеприятные вещи. Все это не имело никакого значения; он хотел, чтобы каждый час и каждая минута нашей встречи были наполнены ею. И если поначалу я испытывала от этой мысли боль, то постепенно она утихла. Я поняла, что наши с Нино разговоры о Лиле способны в течение ближайших недель создать между нами тремя новые отношения, каких прежде не существовало. Пока не кончатся каникулы, Нино будет думать о нас обеих: о ней как о предмете безответной страсти, обо мне — как о ценной советчице, помогающей им сдерживать свое безумие. Я окажусь в центре их внимания, что послужит мне утешением. Лила пришла ко мне, чтобы рассказать о поцелуе Нино. Он, начав с признания об этом поцелуе, целый день говорит со мной. Я стану необходимой им обоим.

Действительно, Нино уже не мог без меня обойтись.

— Как по-твоему, она никогда меня не полюбит? — вдруг спросил он.

— Она уже все решила, Нино.

— И что она решила?

— Любить мужа, родить от него ребенка. Она для того сюда и приехала.

— Значит, моя любовь для нее ничто?

— Человеку свойственно отвечать любовью на любовь. Хотя бы из чувства благодарности. Но если ты хочешь избежать лишних страданий, не слишком на это надейся. Чем больше восхищения и обожания встречает Лина, тем более жестока она с обожателем. Она всегда такой была.

Мы расстались вечером, и первое время меня не покидало ощущение, что это был хороший день. Но, пока я шла домой, ко мне вернулись все мои тревоги. Смогу ли я выдержать эту муку: говорить с Нино о Лиле, а с Лилой — о Нино? Начиная с завтрашнего дня быть свидетельницей их флирта, смотреть, как они касаются друг друга? Но не успела я переступить порог, как Лила набросилась на меня с упреками:

— Ты где пропадаешь? Мы уже ходили тебя искать. Тут такое творилось!

Оказалось, что у них день выдался каким угодно, но только не хорошим. Пинучча с утра начала всех изводить. В конце концов она заорала, что, если муж не хочет, чтобы она возвращалась домой, значит, он ее разлюбил, и она наложит на себя руки. На этом Рино сломался и увез ее с собой в Неаполь.

Только на следующий день мне стало ясно, чем обернулся отъезд Пинуччи. Вечер без нее прошел чудесно: в доме было тихо и спокойно, никто не ныл и не жаловался. Я собралась ложиться спать, когда ко мне в комнатушку заявилась Лила. Мы завели ни к чему не обязывающий разговор. Я следила за каждым своим словом, стараясь не проболтаться о том, что на самом деле меня занимало.