Карл Великий - Анна Ветлугина

— Никто и не предлагает им верить, — возразил Карл, — верить нужно только Богу. Эта вера ещё ни разу не подвела нас. А ты что скажешь, Герольд?

— Я промолчу, пожалуй. Вон Ансельм хочет сказать.

Ансельм, знатный паладин из австразийских земель, сильно приблизившийся к королю в последнее время, встал с места:

— Ваше Величество! На мой взгляд, это авантюра. Мы знаем о тех краях только со слов сарацин, а они не заслуживают доверия. Прибыв туда, мы можем обнаружить совсем иную картину взаимоотношений между тамошними народами.

Роланд ударил кулаком по столу так, что кувшин подпрыгнул и вино выплеснулось:

— Это речь старухи, берегущей свои кости от простуды, но не воина! Наше дело — не смотреть на картины, а самим рисовать их своей славой! И если вы все так трясётесь за свои шкуры, я сам с моей скаррой поеду и возьму эту несчастную Барселону!

— Решать вам, Ваше Величество, — тихо сказал Борнгард.

Воцарилось молчание. Король сидел глубоко задумавшись. В первый раз происходили такие крупные несогласия среди его близких друзей и вассалов. Тяжёлую тишину прервало появление слуги:

— Ваше Величество! Прибыла ваша супруга со свитой!

— Хильдегарда... — растерянно пробормотал король, — как? Она же... она же не может сейчас прибыть...

Она разрешилась наследником чуть раньше срока, но благополучно, — пояснил слуга. — Едва окрепнув, она пожелала видеть вас, и никому не удалось удержать её от поездки.

— Мой король, — раздался серебристый звонкий голос, — вы же не будете ругать свою жёнушку, за то, что она приехала без спросу? — Она отодвинула с дороги испуганного слугу и продолжала:

— Господь снова подарил нам сына, и я не могла наслаждаться этой радостью одна, без своего любимого супруга. Разве я виновата?

— Конечно, нет! Какая радость для нас видеть тебя, дорогая! — воскликнул король, обнимая супругу. Не выпуская её из объятий, он обратился к вассалам:

— Теперь мы точно поедем в Испанию. Господь помогает нам!

Вдохновение, охватившее короля, было беспримерным. Грядущий испанский поход стал для него навязчивой мечтой. Отвоевать пространство для христиан посреди мусульманского мира казалось великой задачей. К тому же сие предприятие обещало добычу богатую и экзотическую. Свято веря в успех дела, Карл заразил своей верой не только франков. Даже баварцы собрались идти с ним, несмотря на то, что их герцог Тассилон относился к Карлу весьма прохладно. И Борнгард с Герольдом перестали сомневаться.

Подготовка происходила в Ахене — любимом городе короля, а теперь ещё и месте упокоения моей матери. Ахен рос и хорошел. Появились новые здания, продолжал строиться чудо-храм. Его стены поднялись уже довольно высоко, давая возможность представить будущее величие.

Хильдегарда, занятая маленьким сыном, относилась к предстоящему походу безразлично. Мне казалось, что она снова беременна. Но однажды, во время послеобеденного чтения, она вошла к королю и высказалась неожиданно и решительно:

— Мой король, я много думала об Испании. Боюсь, что бесы расставили вам ловушку.

— Что ты говоришь, дорогая? Какие бесы? Пойди, отдохни, ты, верно, плохо спала. — И король сделал мне знак читать дальше, но королева предостерегающе подняла руку.

— Это ловушка. У этой задачи нет правильного ответа. Ты согласился помочь иноверцам. Само по себе это не так уж плохо, но из-за этой помощи обязательно погибнут христиане, хочешь ли ты этого или нет. Получается, что это — плохо. Ты говоришь, что на самом деле хочешь помочь этой войной тамошним христианам. Но тогда ты обманываешь иноверцев, с которыми договорился, а обманывать нехорошо никого.

Карл недовольно шевельнул усами:

— Дорогая! Ты знаешь, как мы ценим тебя, твою доброту и благородство. Но есть вещи, куда не следует лезть женщине. К ним относятся война и политика. Поэтому посиди, послушай Августина или иди, отдохни.

Карл продолжал заражать всех своим вдохновением. Ему даже удалось получить благословение на этот «священный поход» у папы Адриана. Через несколько месяцев, отпраздновав Пасху 778 года, мы выступили. С баварцами и обращёнными саксами. Хильдегарда и Бертрада тоже ехали с войском. Молодая королева, как я и думал, снова ждала пополнения семейства, а королева-мать опять не могла оставить её одну «среди ничего не понимающих мужчин и глупых служанок».

Карл, зная о страшной испанской жаре, специально начал поход весной. В результате, переходя Пиренеи, от зноя никто не пострадал, даже многие (в их числе — Бертрада) простудились на холодных ветреных перевалах. Зато, когда мы очутились в Испании — жара, небывало ранняя в этом году, обрушилась и придавила нас своей душной лапой.

Королева-мать, не успев излечиться от простуды, начала задыхаться, хватаясь то за голову, то за грудь. Хильдегарда заботилась о ней, не доверяя служанкам. Клала ей на лоб смоченное полотенце, поила отваром каких-то трав, который сама готовила на привалах.

— Совсем плоха я стала, — сетовала королева-мать, — хотела помочь моей девочке, а вместо этого сама превратилась в обузу.

Мы продвигались в глубь Испании, наводя ужас на местных жителей. Этот ужас происходил уже не только от устрашающего вида франкской конницы, тяжело сотрясающей каменистую испанскую землю, но и вследствие разбоев, учиняемых то тут, то там. В лангобардском походе Карл не позволял своим людям ничего подобного. Правда, войско тогда состояло только из франков, да и Лангобардия — страна христианская. Здесь же, в полумусульманской Испании, в отряде половину составляли весёлые баварцы и полудикие саксы, а они требовали немедленной добычи.

Между тем несравненный Сулейман-аль-Араби, как сквозь землю провалился. Никаких признаков его пребывания не наблюдалось ни в Барселоне, ни в Героне. В этих местах мы встретили второй отряд под предводительством Борнгарда — Карл планировал воевать проверенным способом, разделив свои силы и окружив ими противника. Беда в том, что окружать оказалось некого. Наёмники, увидев заминку, начали дружно роптать. Тогда король решил на свой страх и риск осаждать Кордову, о которой ему как раз и говорили сарацины.

Поход этот не нравился мне с каждым днём всё больше. Настораживали местные жители. В отличие от жизнерадостных лангобардцев и мрачных, не скрывающих своей враждебности саксов на их лицах вообще не читалось никакого выражения. По мне — так лучше бы откровенно злились. Да и дисциплина в войске оставляла желать лучшего. Как чётко и слаженно всегда двигалось воинство Карла! Сейчас же, разбавленные саксами и баварцами, мы превратились в толпу разбойников.

И разговоры наёмников приводили меня в содрогание. Говорили они чаще всего на плохой латыни.

— Что-то я не пойму, кто здесь христиане... — донеслось до меня на очередном привале, — кого защищаем-то?

— Я — так свою шкуру, — ответили ему, — а у тебя иные размышления на этот счёт?