Малышка и Карлссон-2, или "Пища, молчать!" - Анна Гурова

Коля тяжким грузом волокся за ним.

Туат'ха'Данаанн рванулся из последних сил и оказался за пределами кольца.

Коля, повисший на нем, как питбуль, пропахал каблуками своих «казаков» полосу поганок. Грибы погасли… Но угасли и силы Коли.

Пальцы его разжались, и Ротгар, воспользовавшись моментом, изо всех сил ударил его ногой в висок.

Впрочем, в этом не было необходимости. Круг не собирался выпускать добычу.

* * *

В тот момент, когда Коля Голый вступил в круг поганок, на Карлссона обрушился невидимый удар. На полянке рождалось нечто ужасное. Чудовище, вскормленное кровью тролля и алчущее крови тролля. Его было невозможно победить, потому что его сила не была силой сидов.

Впервые в жизни Карлссон ощутил себя беспомощной добычей. Мерцающие поганки виделись ему сотнями щупалец, которые тянулись к нему, чтобы затащить в бездонную липкую пасть.

Тролль зажмурился и свернулся клубком под елью, стараясь стать маленьким и незаметным. Так вот что такое эльфийский круг, думал он, скорчившись, терзаемый первобытным ужасом. Вот почему о нем не мог рассказать ни один тролль! Карлссону хотелось вскочить и бежать изо всех сил, как можно дальше от этого жуткого места. Но алчная сила властно тянула его на поляну. Карлссон вцепился в мох. Его била дрожь. Он напрягал всю свою волю, не позволяя телу подчиниться этому приказу…

И вдруг все кончилось. Непереносимая боль ушла.

Словно лопнул нарыв.

Карлссон лежал под елью, приходя в себя, понемногу восстанавливая силы. Он чувствовал себя так, будто его только что едва не разорвали пополам. Но в последний момент почему-то решили оставить в покое.

На поляну он не смотрел. Он знал, что там Коля. Скорее всего, мертвый, сожранный чудовищем. И перепуганный до смерти сид-полукровка. И тот, кто создал эту ловушку. Ротгар. Но у Карлссона не осталось сил, чтобы сражаться.

Совершенно измотанный, он пополз прочь, подальше от страшного круга.

* * *

– Да покарает богиня всех огров и их отродье! – Разъяренный Ротгар обозревал картину разгрома. Эльфийский круг выглядел так, словно на нем разворачивался экскаватор. Повсюду валялись клочья мха, чернели проплешины, воняли раздавленные поганки; четкий круг превратился в кривую пунктирную линию. Поганки больше не пылали мертвенным светом, а слабо фосфоресцировали. Не ярче обычной гнилушки.

У ног эльфа валялся байкер. Ловушка уже всосала его почти наполовину, но ублюдок был жив. Пока жив. Ротгар подавил искушение немедленно размозжить голову проклятому отродью. Но нет, это была бы слишком легкая смерть для того, кто посмел испортить игру Туат'ха'Данаанн. Он сдохнет медленно. Живучесть, которою отродье унаследовало от огров, обернется ублюдку боком.

– Что случилось? – раздался робкий голос.

Карина поднялась, отряхнула налипшие на плащ хвоинки.

– Не сработало?

Ротгар испытывал острое желание раз и навсегда лишить полукровку способности болтать языком. Но взял себя в руки. Дурочка еще нужна ему.

– Отлично сработала! – с сарказмом ответил он.

– Но ты же говорил…

– Что я говорил?! – рявкнул Ротгар так, что Карина вздрогнула и попятилась.

– Говорил, что людям она не опасна, а это же человек…

– Этот ублюдок, которого ты притащила за собой, не совсем человек. В этой падали,– Ротгар злобно пнул бесчувственного байкера,– течет кровь троллей.

Карина опасливо посмотрела на Колю.

– Я не смогла поразить его стрелой,– виновато сказала она.– Я все испортила. Прости меня.

– Конечно, не смогла,– проворчал Ротгар.– Он невосприимчив к нашей магии. Как тролль.

– Как тролль…– пробормотала Карина… и вдруг ахнула: – Тролли! А где же настоящие тролли?

Ротгар мрачно посмотрел в сторону ельника:

– После того шума, который мы тут устроили, глупо надеяться на успех. Охотник сюда не вернется.

– Но Хищник…

– Если тебя это утешит, Хищника тут и не было. Только Охотник. Я его чуял. Он прятался в засаде за теми деревьями и почти решился выйти, когда ты притащила это отродье.

Ротгар замолчал. Карина долго не осмеливалась нарушить тишину.

Наконец она спросила:

– Что теперь будем делать?

– Уберемся подальше отсюда. Я не в той форме, чтобы гоняться за Охотником. Слишком много крови и сил потерял, выращивая круг. Пошли отсюда.

– А с этим – что? – Карина указала на байкера.– Бросим тут? А если его найдут?

– Не найдут. Хоть он и не чистокровный огр, но троллиной крови в нем хватит, чтобы ловушка засосала его целиком. К рассвету здесь будет свежая травка. И никаких следов.

* * *

Восходящее солнце брызжет на воду белым золотом. Катя сидит в удобном кресле.

Метрах в пяти от нее спят на коврике двое, парень с девушкой. Видно, решили сэкономить на каюте.

Кате они не мешают.

За толстым стеклом проплывают шведские шхеры. На поднявшихся из воды скалах, прямо на голом камне – деревья. Над зеркалом воды – клочья тумана. Верхняя палуба парома – выше тумана и выше камней. Катино кресло – у самого стекла. Сердце щемит от красоты этого утра.

Рядом с Катей – баньши.

Его никто не видит, даже Катя. Хотя она знает, что призрак рядом. Она это чувствует.

Баньши тоже смотрит в трехметровое стекло иллюминатора. В отличие от Кати, он видел всё это: рассвет, море, лабиринт шхер – множество раз. Он знает, как это прекрасно. Знает, но ощутить уже не в состоянии. Потому что истинный ши воспринимает красоту не глазами – всем своим существом. Ши, но не баньши. Не призрак…

Правда, он мог бы перенять то, что чувствует Катя… Баньши не делает этого. Будет еще хуже. Еще больнее. Еще острее станет понимание безвозвратной потери.

Катя не догадывается о том, на что способен баньши. Не ведает она и о том, на что способна сама. Катя просто осознает его присутствие. И понимает, что ему плохо. Но она не знает, что тень страданий баньши передается ей – и от этого ее собственное чувство прекрасного становится тоньше и глубже. Людям свойственно больше всего ценить то, что можно потерять навсегда, а Катя – человек. Несмотря на все свои открывшиеся и пока еще неизвестные дарования, она – человек. Хрупкая семнадцатилетняя девушка, впервые оказавшаяся за границей.

Она плохо спала ночью. Она стала слишком чувствительна. Возможно, это влияние баньши. Баньши ведь чувствует других людей, и это как-то передается Кате. Например, она всю ночь чувствовала Илью Всеволодовича. Это было довольно неприятно, потому что Илья Всеволодович вожделел к ней. Будь его воля, он бы полез к ней в постель и попытался свое вожделение удовлетворить.