Соблазненная подлецом - Луиза Аллен

— Можем ли мы повторить все? Ты не сможешь скрыть, что хочешь этого, — произнесла она и неожиданно смело потянулась к нему.

Такой твердый и такой гладкий. Нежная кожа поверх стали. Она погладила его по всей длине, сжала пальцы вокруг него, оценивая размер и мурлыкая от удовлетворения.

— Распутница. — Однако он не выглядел недовольным. — Мы не будем повторять это, иначе тебе станет больно.

Ее удовлетворенное мурлыканье сменилось протестом.

— Существуют и другие вещи, которыми мы можем заняться. Позволь мне показать тебе.

Его голос зазвучал хрипло, когда он опустился на колени у кровати и подвинул ее к себе так, что ее ноги спустились с края.

— Люк?

Он раздвинул ее бедра и склонился.

— Люк!

Никогда она не чувствовала ничего более сильного, чем то, что уже испытала с ним. Оказалось, ошибалась.

— Я не понимаю, — прошептала Эйврил.

Люк присел рядом с ней в кресло после съеденного обеда и оперся головой на резную спинку, испустив сытый вздох. «Секс насытил его или еда?» — подумала она. Возможно, и то и другое.

— Что же ты не понимаешь? Можешь не говорить шепотом, никто тебя не услышит.

— Я думала, мы можем заниматься любовью один или, возможно, два раза в день. Я не могу понять, как мы занимаемся этим непрерывно.

Она постаралась повысить голос, но по-прежнему стеснялась говорить о таких вещах за пределами спальни.

Люк повернул к ней голову и улыбнулся ленивой довольной улыбкой, значение которой она уже понимала.

— Я истощил твои силы?

— Нет, не все. Я все еще… Это все так неожиданно и прекрасно.

Она не знала прежде, что говорить о любви можно без слов, одним телом.

— Ты все еще хочешь повторения?

Покраснев, она кивнула. Как можно этого не хотеть?

Разве что устав настолько, чтобы упасть от истощения, иначе можно сгореть от разочарования, если придется остановиться.

Люк скользнул вниз, оказавшись в кресле, и расстегнул брюки:

— Если ты хочешь еще…

Конечно, она хотела еще. Но не в столовой, в кресле.

— Слуги!

— Они не придут, пока мы не позвоним. — Он освободился от своей одежды. — Сядь ко мне на колени и обхвати мои бедра ногами.

— Я буду сверху?

— Тогда ты сможешь двигаться так, как пожелаешь, делать это медленно и неглубоко. Я не хочу причинять тебе боль, Эйврил. Ты еще так неопытна в этом.

«Но не настолько, чтобы не справиться без твоей помощи», — подумала она, торжествующе глядя на него сверху вниз. Она осторожно направила его в себя и почувствовала, как слезы выступают на глазах, настолько все было великолепно. Она смахнула их, чтобы он не подумал, что ей больно, и наклонилась поцеловать его. «Люблю тебя, — промурлыкала она, коснувшись его губ. — Бесконечно».

— Тебе лучше сегодня остаться дома, — сказал ей Люк на следующее утро за очень поздним завтраком. — Я посещу несколько клубов и узнаю, есть ли какие-то слухи о твоем исчезновении. Не думаю, что Брэдон подозревает меня, и не будет вреда, если он увидит меня в свете, как прежде.

— Я понятия не имею, как он будет реагировать, — сказала Эйврил.

На самом деле он будет в ярости, безжалостен, когда поймет, что потерял так много денег.

— Будь осторожен, — добавила она. — Что, если он разослал агентов на поиски?

Но Люк только улыбнулся в ответ и потянулся за кофе.

Грейс благополучно вернулась со своими пожитками и сообщила, что горничная леди Кингсбери — Финч — сказала, будто мисс Хейдон лежит в спальне с сильной головной болью.

— Она заперла дверь в эту спальню и ключ от нее держит при себе, — добавила Грейс с озорной улыбкой.

По ту сторону дома существовал реальный мир, напомнила себе Эйврил. И Люк должен продолжать жить в нем, когда она уйдет.

— Я должна была спросить прежде, — сказала она сокрушенно. — Как прошел твой доклад в адмиралтействе.

— Верю, что ты хотела. Там заинтересовались моими методами анализа, которые я использовал, чтобы выследить источник утечки. Они хотят обучить этим методам группу лейтенантов, занятых в разведке.

— Это же хорошо, — сказала Эйврил.

Его рот искривился.

— Разве не так?

— Это лестно и означает, что они не намерены тотчас отправить меня на край света.

— Конечно нет. — Холодный узел внутри ее обратился в камень. — Это означает, что ты можешь продолжить ухаживания за мадемуазель де ля Фале.

Люк поставил чашку.

— Я не могу ухаживать за женщиной, пока я с тобой! За кого ты меня принимаешь?

— За человека, который хотел любовницу, — ответила Эйврил. — Ты ведь намереваешься завести любовницу, когда женишься, разве не так?

— Я — да, намереваюсь. Спустя несколько месяцев, если все еще буду в этой стране.

— Так в чем отличие?

— Ты — отличие. — Он нахмурился, глядя на нее, и она ответила ему прямым взглядом. — Не спрашивай меня почему. Я не знаю. — Люк отодвинул стул и поднялся. — Просто это не кажется мне правильным.

— Неужели менее лицемерно завести любовницу после женитьбы и принятия обетов, чем завести ее, просто ухаживая за женщиной и давая ей косвенные обещания?

— Проклятие, Эйврил. Вряд ли тебе стоит толковать о высокой морали! — Он шагнул к двери. — У тебя был контракт с Брэдоном, который ты пустила побоку, если не ошибаюсь.

— Контракт был у моего отца. Я не давала никаких обещаний выйти за Брэдона, и ты прекрасно знаешь, почему я не могу сделать этого! Хотя мне и не нравится нарушение контракта.

— Перестань говорить как торговец! — Он подошел к ней. — Речь не идет о какой-то хладнокровной сделке.

— Нет? — Она обнаружила, что стоит на ногах. — Так всегда было. Любовница отдает свое тело за деньги, разве не так? Ты знал это очень хорошо еще тогда, на Силли. Ты сказал, что щедр со своими любовницами, помогаешь им. Как бы ты искал жену, скажи я тебе тогда «да»?

Он раскрыл рот, но она продолжала:

— Ты продолжал бы ухаживать за мадемуазель де ля Фале, зная, что у тебя уже есть любовница и это — неотъемлемая часть такого брака. И что изменилось?

— Проклятие, не знаю, — сказал Люк, остановившись перед ней. — Но так и есть.

— Тогда остается надеяться, что ты лучше разбираешься во вражеском подполье, чем в отношениях.

Он схватил ее за плечи и поцеловал, хотя и был в ярости, она чувствовала это, и возбуждение вспыхнуло в ее крови. Что на нее нашло? Он покачнулся на пятках, отпустив ее, она поняла, что кипит от желания и волнения. Всю жизнь она старалась вести себя достойно, покорно, избегая конфликтов как чумы. Теперь все ее существо восстало.