Отчаянный шантаж - Нора Робертс

Медленно, плавно, с новым, неизведанным ранее восторгом от каждого движения, он погружался в шелковистую бездну. Ее глаза затуманились, тело напряглось, потом обмякло…

– Останься со мной, – шептал Филип, покрывая ее лицо поцелуями. – Останься со мной.

А какой у нее был выбор? Желание снова зарождалось в глубине ее тела, желание, которому невозможно было сопротивляться.

– Я собирался готовить ужин, – заметил Филип гораздо позже, когда она лежала на нем, не в силах ни пошевелиться, ни заговорить. – Но думаю, мы закажем еду и поужинаем в постели.

– Чудесно. – Не открывая глаз, Сибил слушала биение его сердца и старалась не обращать внимания на зов собственного.

– Оставайся до завтра. – Филип очень хотел проснуться утром рядом с ней. Странное для него желание, но он решил ему не противиться. – Покажу тебе достопримечательности города, или побродим по магазинам.

– Хорошо. – Возражать и спорить она была не в состоянии, к тому же его предложение казалось разумным.

– Какая неожиданная уступчивость, – удивился Филип.

– Ты поймал меня в момент слабости. Я голодна, не хочу вести машину ночью и очень соскучилась по городу, любому большому городу.

– А я-то думал, что сразил тебя наповал своим неотразимым обаянием и сексуальностью.

– Ты ошибся, но они не мешают, – улыбнулась Сибил.

– Утром ты попробуешь мой фирменный омлет и станешь моей рабыней.

– Поживем – увидим.

Сибил побаивалась, что и без омлета очень близка к рабскому состоянию. Внутренний голос, который она так старательно игнорировала, продолжал утверждать, что она уже без памяти влюбилась… а это было бы еще большей, гораздо большей ошибкой, чем постучаться в дверь Филипа Куина дождливым вечером.

"Когда двадцатидевятилетняя женщина трижды переодевается, собираясь на день рождения к одиннадцатилетнему мальчику, беды не миновать», – твердила себе Сибил, меняя белую шелковую блузку на зеленую водолазку. Господи, белый шелк! О чем только она думает!

Она прекрасно знала, в чем идти на дипломатический прием, званый обед или благотворительный бал и как себя там вести, а неформальный семейный ужин оказался для нее почти неразрешимой проблемой. Она понятия не имеет, в чем идти на день рождения собственного племянника! Прискорбное подтверждение ее ограниченного социального опыта.

Си бил надела длинную серебряную цепь, сняла ее, обругала себя за нерешительность и надела цепь снова. Скромно одетая или разряженная – какое это имеет значение? В любом случае, она будет лишней.

Да, и она, и Куины из кожи вон вылезут, притворяясь, что это не так. Ради Сета все будут вести себя очень вежливо, старательно избегая острых углов, и все вздохнут с облегчением, когда она распрощается и уйдет.

Два часа – уговаривала себя Сибил. Она пробудет у Куинов только два часа. Это вполне терпимо.

Она расчесала и скрепила заколкой волосы, критически осмотрела себя в зеркале. Пожалуй, теперь она готова… Разве что свитер слишком яркий… Может, лучше серый или коричневый?

О господи!

Сибил даже обрадовалась, когда зазвонил телефон.

– Алло! Доктор Гриффин слушает.

– Сиб, ты еще там. Я так боялась, что ты уехала.

– Глория! – Сибил почувствовала слабость в ногах и опустилась на кровать. – Где ты?

– Да тут, недалеко. Прости, что тогда сбежала. Я была в растрепанных чувствах.

Хорошая формулировочка! Глория говорила быстро, сбивчиво, и Сибил поняла, что сестра до сих пор «в растрепанных чувствах».

– Ты украла у меня деньги.

– Я же тебе объяснила, так? Я запаниковала, и ты же знаешь, что мне нужны были деньги. Я отдам. Ты говорила с ублюдками Куинами?

– Я встретилась с семьей Куин, как и обещала. – Сибил разжала кулак – когда она успела его сжать? – и заговорила спокойнее:

– Глория, я дала слово, что мы обе встретимся с ними и поговорим о Сете.

– Ну, лично я никому никаких слов не давала, так? Что они сказали? Что они задумали?

– Они сказали, что ты проститутка, что ты била Сета, что ты позволяла своим клиентам приставать к нему.

– Лжецы! Мерзкие лжецы! – Глория истерично выкрикивала это в трубку. – Они просто хотят избавиться от меня. Они…

– Они сказали, – холодно продолжала Сибил, – что ты обвинила профессора Куй на в сексуальных домогательствах двенадцать лет назад, намекала, что Сет – его сын. Ты шантажировала его, продала ему Сета. Рэймонд Куин отдал тебе больше ста пятидесяти тысяч долларов.

– Чушь собачья.

– Не все, только часть. Та часть истории, которую изложила ты, действительно чушь собачья. Профессор Куин не дотрагивался до тебя ни двенадцать лет, ни двенадцать месяцев назад.

– Откуда ты знаешь? Как ты можешь утверждать, что…

– Мама призналась мне, что Рэймонд Куин был твоим отцом.

Пару секунд в трубке слышалось лишь прерывистое дыхание Глории.

– Значит, он мне должен, так? Он должен мне. Напыщенный профессор всю жизнь строил из себя праведника. Он во всем виноват. Сколько лет он не давал мне ни цента! Подбирал уличных подонков, а мне не давал ни цента. Он мне очень много должен!

– Он не знал о твоем существовании.

– Я ему сказала, так? Я ему ясно объяснила, что он сделал и кто я такая. И каков результат? – Визгливый голос Глории звенел у нее в ушах. – Видите ли, он хочет поговорить с моей матерью. Видите ли, он не даст мне ни одного поганого доллара, пока не поговорит с моей матерью!

– И поэтому ты пошла к декану университета и заявила, что Рэймонд Куин приставал к тебе?

– Напугала его до смерти. Так ему и надо! Высокомерный сукин сын.

"Я была права, – подумала Сибил. – Интуиция не подвела меня, когда я вошла в ту комнату в полицейском участке. Произошла ошибка. Эта женщина – совершенно чужая».

– И когда ничего не вышло, ты использовала Сета.

– У мальчишки его глаза. Это и без очков видно. – В трубке послышался всасывающий звук, шипение – это Глория затянулась сигаретой. – Как только старикашка увидел парня, сразу запел по-другому, – злорадно сказала она.

– Он дал тебе деньги за Сета.

– Мало дал. Он мне должен. Послушай, Сиб… – Голос Глории задрожал, теперь она исполняла другую роль. – Ты даже не представляешь, каково мне. Я растила мальчишку одна. Это ничтожество Джерри Делотер сбежал почти сразу после его рождения. Никто не хотел мне помочь. Когда я звонила домой, наша дражайшая мамочка бросала трубку, как и тот благонравный болван, за которого она вышла замуж. Я ведь могла отказаться от мальчишки. Я могла отдать его в любой момент. Пособие на ребенка ничтожно.