Кровавый круиз - Матс Страндберг

что-нибудь из подвала. Это было особенное помещение в доме. Отдельный мир со странными запахами. Йоран бежал обратно по лестнице как сумасшедший, как только хватал то, за чем его посылали. Уверенный в том, что полусгнившая рука мумии сейчас появится между ступеньками, что острые когти будут раздирать его спину…

Йоран ставит ногу на первую ступеньку и слышит, как дверь в коридоре за ним открывается.

«Нет, конечно же это не монстр, но кто знает, есть много людей, которых лучше остерегаться, это может быть какой-нибудь сумасшедший…»

Йоран оборачивается через плечо. На него с ненавистью смотрит мужчина средних лет в одних трусах. Его тело обрюзгшее и бесформенное. На животе складки, на плечах кустистые волосы. На груди следы кровавой рвоты. Но самое страшное – его глаза.

Как будто то, чего боялся Йоран в детстве, настигло его здесь. Именно в этом месте.

Он бежит по лестнице. Монстр бежит за ним. Его рука хватает Йорана за ноги. Тот валится на спину. Пытается брыкаться, но тяжелое тело падает прямо на него. Крепко держит его на месте. Йоран слышит, как ломаются его ребра об острые края ступенек лестницы. Он не может даже вдохнуть, чтобы закричать.

Зубы монстра щелкают над его лицом. Вдруг тело пронзает жгучая боль. Кровь рекой затекает в горло, и Йоран видит, как его преследователь что-то выплевывает. Йоран понимает, что это его собственный нос:

«Это был мой нос».

Монстр присасывается к ране на лице Йорана. Снова его кусает. В момент просветления сознания Йоран понимает, что зубы этого человека вонзаются в кожу без всяких усилий. Он боится пошевелиться. Боится потерять все лицо. Кровь струится в горло. Заставляет его кашлять. Зубы впиваются в скулы. Сломанные ребра врезаются в органы, которые они должны защищать.

Зрение Йорана становится мутным. Лампы на потоке кажутся далекими звездами. Зубы монстра прокусывают его шею.

Но в то же время его тело далеко. Йоран больше не здесь. Его плоть и его личность отделились друг от друга. И движутся в разных направлениях. Он видит, как его страдающее тело затаскивают в темную каюту, но ему самому туда идти не обязательно, он свободен от своего тела, он сам теперь на пути в другое место где-то очень далеко отсюда.

Дан

Дан зашел с мальчиком в лифт и нажал кнопку «стоп» между этажами. Этот грузовой лифт редко используют ночью, когда магазин и рестораны закрыты. Он подумал, что только в этом месте они смогут спокойно поговорить без мельтешащих вокруг людей и камер наблюдения. От мальчика исходит запах крови как минимум трех человек. И другие запахи – гнилых цветов, ментола…

– Ты новенький. – Мальчик смотрит на Дана снизу вверх. – Но все же ты готов. Я никогда не встречал такого, как ты.

Так чудесно видеть детское лицо с круглыми щеками, льняными волосами, как у малышей, и в то же время такими взрослыми глазами. И манера разговаривать этого ребенка… Каку героев старых черно-белых фильмов, которые показывают днем.

– Ты человек с афиши, – заявляет мальчик.

Дан кивает.

– Ты уже поел. – Мальчик придвигается ближе. – Женщина примерно твоего возраста. Ты изменился, пока… был с ней.

Взгляд мальчика совсем не детский. Дану остается только снова кивнуть.

– И тебе это понравилось, – продолжает ребенок. – Тебе это понравилось больше, чем все, что было до этого, и ты уже хочешь еще.

– Да, – соглашается Дан.

Он слышит в своем голосе поклонение, даже подобострастие.

– Кто ты? – спрашивает он.

– Я Адам. Во всяком случае, так меня зовут сейчас. Это имя мне кажется подходящим.

Мальчик криво улыбается, показывая желтые зубы. Дан невольно чувствует отвращение.

– Твое тело изменилось навсегда… Оно мертвое, – продолжает Адам. – Но ты живее всех живых. Ты ведь чувствуешь это? Правильно? Ты чувствуешь намного острее, чем раньше. Твои ощущения поднялись до высочайшего уровня. Ты можешь испытывать и боль, и наслаждение такой силы, как никогда до этого.

Дан кивает. Именно так.

– А кто я? – спрашивает он. – Кто мы?

– У нас много названий. С тех пор как человек научился говорить, он рассказывает о тех, кто пьет кровь. Сейчас, в современном мире нас называют вампирами.

Точно. Вот оно, правильное название. Дан понимает, что все это время хотел услышать именно это слово.

– О нас сочиняли мифы, сказания, – продолжал мальчик. – Все они до смешного наивны. Современный мир почти забыл о нас. И мы сами это позволили, потому что считается, что так для нас безопаснее.

Он складывает руки на груди. Снова, улыбаясь, показывает зубы, желтые и слишком большие для ребенка.

Дан садится на корточки, чтобы посмотреть ребенку в глаза. У него очень много вопросов, но в первую очередь он должен получить ответ на самый главный:

– Я бессмертен? Я чувствую себя бессмертным.

Последние слова звучат как мольба. Но Адам отрицательно качает головой:

– Нет, но ты будешь стареть очень-очень долго. И ты почти неуязвим.

Дану не нравится здесь слово почти.

– Ты можешь не бояться сгореть на солнце. – Адам улыбается. – Ты можешь переступать пороги домов, даже если тебя не приглашали. Тебе не нужно бояться креста, святой воды и других суеверий. Сотни и сотни лет ты будешь выглядеть так же, как сейчас. Примерно столько. И ты останешься таким же сильным. Таким же жадным до жизни, своей и чужой. – Во взгляде Адама появляется что-то от проповедника. – Ты получил чудесный дар.

Дан смотрит на свои руки. Сильные руки взрослого мужчины. Выпуклые вены, в которых течет кровь Александры. Он вспоминает руки отца, какими они стали в старости. Покрытыми сосудистыми звездочками, со скрюченными пальцами. Потом он смотрит на руки Адама. По-детски пухлые. С ямочками, как от улыбки, у каждого пальца.

– Сколько тебе лет? – спрашивает Дан.

По лицу мальчика пробегает тень.

– Я родился на рубеже прошлого и позапрошлого веков, – отвечает он серьезно. – Мы с матерью уже больше ста лет путешествуем по Европе и Северной Африке. Мы всегда в пути, чтобы не вызывать подозрений. Чтобы никто ничего не подумал… и не начал расспрашивать. Например, почему ребенок не растет и не взрослеет. Мы всегда держались в стороне от людей, ни с кем не знакомились. Были предельно осторожны. Ели только примерно раз в месяц, когда это совершенно необходимо. Это была не жизнь, это было наказание. И длилось оно долго. Намного дольше, чем пожизненное заключение. – Адам прислоняется к металлической двери лифта. На лице его горестная улыбка. Очень не похожая на улыбку ребенка. – Моя мать думала,