Горизонты ада - Даррен Шэн

— Тихо, я думаю…

Через некоторое время он уверенно кивнул:

— Жертвоприношение. Не иначе.

— Ты говоришь о Ник?

— Я говорю о тебе. Кардинал сказал, что придержал информацию, желая испытать тебя. Думаю, он соврал. Он молчал, потому что боялся.

— Чего?

— Что его разоблачат или уничтожат, не уверен. Он фанатично относится к аюамарканскому списку. Думаю, он пожертвует кем угодно, чтобы его защитить.

Я покачал головой:

— То, что ты говоришь, бессмысленно.

Он посмотрел на меня в упор; в его глазах горел голубой огонь.

— Открытка в кабинете Кардинала — это предупреждение. Надпись на обороте следует понимать так: «Нам нужен Ал Джири. Отдай его нам. Мы знаем про аюамарканский список, так что помогай нам, или…» Тебя собираются принести в жертву. Кто-то хочет получить твою голову, и Кардинал отдает ее, не задавая вопросов. Ему незачем тебя испытывать. Он только хочет, чтобы убрались те, кто ему угрожает. Тебя сдали, как пешку, чтобы защитить ферзя. Вот такие плохие новости. А хорошие новости… — Он мрачно усмехнулся. — Хорошие новости — это то, что ты не один. Я тоже часть этой игры, и я буду держаться тебя до конца, какой он ни окажется.

Он обнял меня за шею и подмигнул. Я выдавил улыбку, хотя, если честно, перспектива иметь в союзниках такого монстра, как Паукар Вами, больше угнетала меня, чем утешала.

Чем дольше я думал следующие несколько дней о словах своего папаши, тем больше все им сказанное казалось мне фантазией параноика. Не то чтобы я доверял Кардиналу больше, чем его наемному убийце. Просто не мог поверить, что он допустит, чтобы его гнули в любую сторону, как считал Вами. Кардинал управлял городом. Никто не мог навредить ему или напугать его, тем более кучка слепцов в хламидах.

У Вами нашлась старая копия аюамарканского списка, он мне ее показал, но она не развеяла моих сомнений. Всего лишь несколько листков бумаги с несколькими десятками имен, большинство из которых перечеркнуты. Если верить Вами, этих людей он когда-то знал, но теперь забыл напрочь — они исчезли из людской памяти, как будто никогда и не существовали. Я согласился, что это очень странно (так он выразился), но сам уже начал подумывать, что имею дело с шизофреником, который убил Ник и Фурстов, а потом забыл, что он их убил.

Мой отец был необычным человеком. Он наверняка разменял пятый десяток, однако находился в такой прекрасной физической форме, какой я не имел никогда. Уверенное звериное изящество, с каким он двигался, быстрота мысли и способность мгновенно оценивать ситуацию приводили меня к мысли, что все мои годы тренировок и служба в гвардии — всего лишь детские шалости.

Неважно, что Паукар Вами принял мою сторону, — в душе он оставался холоден и далек, как звезды в небе. Его миром был мир смерти. Если я упоминал о погоде, он говорил: «В такую же погоду я убил свою первую монахиню». Если спрашивал, помнит ли он что-нибудь из моего детства и времени, проведенного вместе, он отвечал: «Я подбрасывал тебя к потолку, пока мать была на работе, укладывал спать, затем выскальзывал из дома и перерезал кому-нибудь горло, но возвращался вовремя, чтобы покормить тебя и проследить, чтобы ты срыгнул».

Как-то раз я поинтересовался, как зовут моих сестер и братьев, но он отказался удовлетворить мое любопытство. Никто из его отпрысков не знал о существовании других, и Вами хотел, чтобы так все и оставалось. Я спорил с ним, говорил: «Вдруг я заведу роман со сводной сестрой?» Он смеялся: «Может быть, уже завел!»

Мы сосредоточились на Николасе Хорняке. Эллен все еще не сообщила мне ничего по поводу Зиглера, из слепых инков и слова было не вытянуть, и мы не нашли ничего полезного в досье на Бретона Фурста. Ник был нашей целью. Вами предлагал также присмотреть за Присциллой, но я сказал, что сам ею займусь.

Мы собрали кучу газетных публикаций о Нике и прошерстили их в поисках намеков на скандал. Чистым его назвать было нельзя, но все его грешки ограничивались сексуальными выкрутасами, наркотиками и друзьями с сомнительным прошлым. Никаких признаков того, что он связан с убийством.

Тогда мы решили следить за ним повсюду. Вами ездил за Ником на своем мотоцикле, извещал меня о его местонахождении по мобильнику, и я подтягивался на велосипеде. Днем за ним следить было легко, поскольку большую часть дня он валялся в постели. Когда же поднимался, он направлялся в «Красную глотку» или другое заведение подобного рода, где попивал и играл в бильярд.

Ночью оказывалось сложнее. Ник метался между клубами, как бильярдный шар. Несколько раз мы его теряли, когда он брал такси или скрывался в толпе, но обычно нам удавалось обнаружить его снова. Когда он укладывался спать — дома или в гостинице, — один из нас отправлялся домой, чтобы немного отдохнуть, а второй продолжал караулить Ника.

После первой же ночи мы перестали делать записи и фотографировать, так как стало очевидно, что в этом нет смысла: Ник вращался в самых разных кругах и встречался с десятками людей. Мы не обращали внимания на его знакомых, если только кто-нибудь не вызывал особенный интерес.

Он не посещал никакие необычные места и мероприятия. Только пабы и клубы, вечеринки и оргии. Через четыре дня я понял: следить за Ником Хорняком бесполезно. Если он и связан с убийцами, они его держат на расстоянии вытянутой руки. Слежка за ним никуда нас не приведет.

Вами относился ко всему философски. Время, говорил он, великий распорядитель. Пока мы пасем Ника, у наших противников есть время обдумать планы, затосковать от безделья и проявить себя.

Тем не менее к концу недели он оставлял меня одного значительно чаще, чем составлял мне компанию. Сказал, что исследует альтернативные пути, но я думаю, что он соскучился по крови и использовал это время, чтобы потешить свою черную душу, — и чем меньше я об этом знал, тем лучше.

Я иногда созванивался с Присциллой, даже исхитрился пару раз заехать к ней на работу. Мы не вспоминали о вечере в моей квартире, когда мы с ней легко могли стать любовниками, зато обсуждали различные стороны нашей жизни — мечты, желания, бывших любовников и любовниц. Рано еще было утверждать это, но я чувствовал: что-то завязывается между мной и Присциллой. Я не знал, хорошо это или плохо, ведь ситуация и без того была довольно сложной, но я не мог ее контролировать, потому и пустил на самотек.

Эллен пригласила меня к себе в воскресенье днем. Я сообщил Вами по телефону, что не смогу следить за Ником, и объяснил почему.

— Моя бывшая сноха, — язвительно произнес он. — Надо бы мне поехать с тобой и представиться.

Я уже достаточно знал его, чтобы сообразить, что он шутит. Я спросил, сможет ли он последить за Ником сам, и он сказал, что сможет, но я понял, что он просто хочет меня подбодрить. Мне было наплевать. Я уже начал терять интерес к Нику Хорняку.

Эллен выглядела божественно: вся в белом, в волосах голубая лента. Когда-то мне нравилось расчесывать ее густые светлые локоны. Если бы меня спросили, о чем я больше всего жалею, потеряв ее, я бы сказал, что о тех утренних часах, когда, просыпаясь, видел ее волосы, рассыпавшиеся по подушке, и расчесывал их пальцами.