Индия. 33 незабываемые встречи - Ростислав Рыбаков

Остаток пути я мучился от острой рези в желудке.

Переночевав в неком заштатном городишке, я сел на другой автобус, который должен был привезти меня в то место, где кончались мои сведения, но, по слухам, достаточно близкое от Майявати.

Этот автобус был полной противоположностью вчерашнему. Он был дряхл и пуст, но мчался он с еще большей скоростью, весело прыгая на ухабах. Как я ни цеплялся, меня все время уносило в невесомость; скорость, развитая ветераном, подбрасывала так, что я непрерывно ударялся головой о крышу «салона» – при этом качка была, как на слоне, одновременно килевая и бортовая, но в условиях дикой скорости.

Кончилось все довольно быстро и печально. Последовал страшный удар, скрежет, автобус подпрыгнул в последний раз, из него повалил черный дым и на глазах у нас, шофера, кондуктора, какой-то бабули в выцветшем сари и меня, на глазах, повторяю, у нас автобус – буквально!! – развалился на куски! Отпали колеса, вздыбился радиатор, покосилась, пробитая моей головой, крыша и, как антилопа Гну, наш конь-ветеран превратился в груду какой-то дряни.

И шофера и кондуктора не интересовали причитания местной бабульки, но я, как иностранец, должен был быть немедленно обслужен по высшему классу. Оба кинулись ко мне, убедились, что невредим, и стали утешать психологически: не волнуйтесь, сэр, за нами идет другой автобус, мы посалим Вас на него, никакой доплаты не надо, просто подождите и он прекрасно доставит Вас на место.

Почти так и случилось, минут через 20 припылил другой ветеран, я втиснулся, мне, как пострадавшему, дали даже сесть рядом с женщиной (все мужские места были заняты) и мы поехали, оставив жалкие автоостанки и счастливую команду, избавившуюся от меня.

Всю дорогу я спал, ибо в этом, набитом автобусе, меня уже не подбрасывало так жестоко. Попутчики, не думая, что я знаю хинди, всю дорогу обсуждали меня.

Когда я вылез на площади конечного города, выяснилось, что это совсем не тот город, куда я ехал. Шофер и кондуктор просто воткнули меня в первый же шедший за нами автобус.

Гималаи теперь явно смеялись надо мной. Три дня я уже был в дороге, но, похоже, нисколько не приблизился к своей цели.

Пришлось сесть еще в один автобус, который, хотя и шел не туда, куда ехал я, но где-то пересекался с нужным мне маршрутом. Через 2–3 часа меня вежливо выбросили на пустынной дороге, заверили, что рано или поздно придет своего рода маршрутное такси – и я остался один. Один-одинешенек, где-то в северной Индии, почти потеряв надежду на избавление от тягот комического, но утомительно пути. Я сидел на сером былинном камне и все время вертел головой, не зная, откуда и кто придет мне на помощь. От камня расходились пустые ленточки забытых всеми дорог, а со всех сторон уходили вверх громадные и неласковые горы. Я был маленькой жалкой песчинкой (в пиджаке, с чемоданчиом и последней сигаретой в кармане) на пяточке посреди этих высоченных гор, залитых солнцем. И так я просидел часа два…

Потом вдруг на груди одной из гор показался пылящий джип, сполз вниз и, фырча, остановился – о, счастье! – он шел в нужном мне направлении. Мои сбивчивые объяснения смуглый шофер выслушал с пониманием, кивнул и пообещал доставить, куда нужно – но там, добавил он, надо будет Вам нанять такси до Майявати, нам туда нельзя. Он откинул брезент на «корме» джипа, швырнул внутрь мой багаж и сделал приглашающий жест. Я ухватился за стояки и задрал ногу, чтобы влезть в разогретое чрево автомобиля – и, о ужас!

Там внутри пытались ужаться, чтобы дать мне место, человек двадцать, не меньше. Наступая им на ноги, ввинчиваясь между сидящими и стоящими, хватаясь за все, что попадало под руку, я, наконец, сумел кое-как утвердиться. Брезент упал, мотор чихнул и нас стало трясти до полного беспамятства.

А мне уже было все равно.

В конечном пункте, действительно, стояли то ли такси, то ли леваки, которых не удивила моя просьба довести до Майявати. Я понял, что почти достиг цели. Мытарства остались позади.

Серпантином среди высоких густых лесов мы доехали до вершины. Таксист развернулся и уехал и я, наконец-то, увидел таинственный ашрам.

Из старого деревянного здания, несомненно помнящего Вивекананду, торопливо вышел монашек в оранжевой робе и у нас состоялся диалог:

Монах – Что вы хотели?

Рыбаков – Если можно, пожить какое-то время в ашраме.

М – У вас есть приглашение?

Р – Нет, но меня уверяли в Миссии Рамакришны в Калькутте, что проблем не будет.

М – Но вы нам писали? У Вас есть наш письменный ответ?

Р – Нет.

М – Тогда вам придется немедленно уехать обратно.

Я знал, что он прав, но когда я представил проделанный за эти дни путь в обратной последовательности – тесный джип, камушек, сикх с козой – я содрогнулся. Быть в двух шагах и получить от ворот поворот – было обидно. Да и уехать было невозможно, таксиста давно уже и след простыл.

Монашек смотрел с холодным сочувствием. «Хорошо, – сказал он, явно не видя ничего хорошего, – сейчас к Вам выйдет Свами».

Он ушел, а я остался. Солнце припекало, стояла оглушающая тишина, а из деревянного домика с колоннами текло мелодичное мужское пение, шла служба…

Свами был энергичен и не склонен к компромиссам. Как же Вы решились приехать, не уведомив нас? Обычно с нами списываются за несколько месяцев и мы не всегда даем разрешение.

– Вы откуда – спросил он.

Я ответил.

– Как ваша фамилия?

Я ответил.

Это смешно, но я почему-то был уверен, что, услышав мою фамилию, он закричит от радости – «Рыбаков, Рыбаков приехал!!» и пустит меня в ашрам Все-таки я был связан с Миссией Рамакришны не один год, выступал на дне рождения Рамакришны в Белур Матхе с главным докладом перед всем составом монашеского ордена из всех стран, наконец, года два назад мое выступление о Вивекананде на стадионе в Калькутте в присутствии Президента Индии транслировалось в прямом эфире по телевидению на всю страну.

Не зря я люблю повторять, что мне чужды все комплексы, кроме мании величия.

Говоря словами Ноздрева, мне пришлось «жестоко опешиться». Свами лишь хмыкнул неодобрительно на мою фамилию и явно попытался найти практическое решение стоящей перед ним проблемы. С каждой минутой стояния на солнцепеке он не любил меня все больше.

Из старого здания надтреснуто брякнул небольшой колокол.

– Как, говорите, ваша фамилия? – он уже устал от этого бесполезного разговора.

Я повторил.

И вдруг!!! Вдруг он воздел руки и закричал слово в слово то, что я себе намечтал: «Рыбаков приехал! Рыбаков!» – и тут же прибежали какие-то менее значительные свамики и обслуга, подхватили меня и чемоданчик мой и поволокли в ворота.

Свами, светясь радостной улыбкой, шел впереди, заглядывая мне в глаза. «Я не расслышал сначала вашу фамилию – она такая трудная», – говорил он, смеясь. Оказалось, что он видел меня раньше, на том памятном заседании в Калькутте, но не по телевизору, а прямо на стадионе – а там я был маленький, не больше наперстка (среди 12000 слушателей) и поэтому он просто не знал меня в лицо.