Терпкость вишни - Изабелла Сова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ничего, скоро все изменится. Летом нам в амбулаторию собираются купить кварцевые лампы.
— Серьезно? — оживилась Милена.
— Ну да. Были жалобы, что мы вызываем страх, особенно у детей. Ну и заведующий решил улучшить наш облик в глазах пациентов. Отсюда идея о кварцевых лампах. Что, поверили? Милые девочки, — с осуждением посмотрел он на нас, — у нашей больницы нет средств ни на что.
— А-а, — отреагировала Миленка. И это было все.
Болек внимательно взглянул на нее.
— Ну-ну.
— Она уже дня три в таком состоянии, — объяснила Виктория. — Ты мог бы ей как-нибудь помочь?
— Мог бы, — ответил он, сворачивая фунтиком обертку от чупа-чупс. — Достаточно было бы взять ее к моему пациенту Матушке. Этот человек уже десять лет после инсульта способен произнести один-единственный глагол «идет». На вопрос, что у него болит, он в течение пяти минут повторяет «идет, идет, идет», причем так интонирует, словно произносит нормальную осмысленную фразу. Очевидно, он не отдает себе отчета в том, что с ним что-то не так.
— Для него это, наверное, благо, — заметила я.
— Для него, наверное, но не для семьи… — Болек вздохнул, складывая из обертки крохотного голубя. — После часа пребывания у Матушки начинаешь радоваться тому, что можешь от него выйти. И начинаешь по-настоящему радоваться собственной заурядной жизни.
— Так отвези туда Миленку, — попросила Виктория. — Пусть поймет, как прекрасна ее жизнь.
— В общем-то я могу. — Болек посмотрел на чупа-чупсного голубя. — Вот только зачем? Кто сказал, что мы должны улыбаться двадцать четыре часа в сутки? И кто сказал, что состояние радостного удовлетворения лучше состояния грустной задумчивости?
Милена все так же пребывала в состоянии грустной задумчивости. Виктория вспомнила о надвигающейся сессии и помчалась в библиотеку. Мария наконец навестила свою тетю, втайне надеясь на небольшое вспомоществование. А я поехала к папе, чтобы рассказать ему о том, что я бросила учебу. На этот раз он сидел у себя в кабинете, внося правку в статью о недоразумениях в партнерском браке. Я постучалась, вошла и сразу перешла к делу. Если бы я была так же тверда и решительна полгода назад… Но вероятно, без опыта последних месяцев я по-прежнему была бы пугливой мышкой, которая способна только робко улыбаться.
— Скажи, Вислава, шансов на восстановление нет? — поспешил он убедиться.
— Нет, и главным образом потому, что я не хочу этого.
— Вот и прекрасно. Я с самого начала знал, что ПАВЛ — это гигантское недоразумение. Сейчас ты спокойно сможешь сдавать на СЭРБ.
Я ждала Ирека, чтобы сообщить ему последние сведения насчет того, как обстоят дела у меня в семье и в доме, и вдруг в кухню вступила высокая стройная блондинка с глазами серны. Малина.
— Ну и жара, — простонала она и опустилась на табуретку. — Я едва дошла. Четыре остановки!
— А ты что, не могла доехать трамваем или автобусом?
— Пробовала, — вздохнула она, убирая со лба пряди влажных волос, — но давка была такая, что меня чуть не расплющили. В довершение всего у почты сели трое подростков. А ты же знаешь, как себя ведут подростки.
Я кивнула, дескать, да, знаю, но Малина все равно объяснила:
— Их все смешит. Смешно, что дождь идет. Смешно, что успели вскочить в последнюю секунду и никак не могут найти проездной. Хохот на весь автобус.
— Угу, — успела я сказать.
— Я все думаю, неужели и я была такая, как они?
— Могу тебя уверить: нет, — сообщил Ирек из глубины коридора. — Ну, что на этот раз произошло?
— Научный руководитель ворчит на бабушкины гадания. Считает, что они недостаточно конкретные.
— Так приукрась их, — посоветовал Ирек. — А как с любовью? Тоже кризис?
— Нет, и это начинает меня беспокоить.
— Начинает? — рассмеялся Ирек. — Да я уже два года как слышу, что ты ожидаешь кризиса.
— И все сильней нервничаю, Ирек. Даже думаю, что мне нужно уйти первой.
— Ну так уходи. Попробуй немножко побыть одна.
— А если потом он не захочет, чтобы я вернулась, — жалобным голосом произнесла Малина, — и я останусь одна-одинешенька? Больше никого не найду и буду коротать век одинокой старушкой?
— Не будешь. Заведешь себе электронную собачку из Японии, которая ластится, лает и прибегает, как только ее позовешь. Говорят, она производит фурор в американских домах погожей осенью. Старики в восторге от нее. Я видел по ящику.
— Замечательная перспектива, — оценила Малина. — Лучше скажи, что мне делать, и зайди сюда. Чего ты там прячешься в коридоре?
— Вот он я. Мне там нужно было обувь сложить. Привет, Вишня.
Я обернулась и наконец увидела Ирека во всей его протяженности. Передо мной стояла живая копия Рейнарда, только что волосы у этой копии были пепельные, а из-под них торчали остроконечные уши эльфа. «Господи», — подумала я, но произнесла лишь:
— Привет.
— Почему ты не сказал?
— Вначале я не был уверен, что это ты. Знаешь, волосы у тебя были заколоты, и ты вся была вымазана грязью. Кроме того, — добавил он, — после Нового года и твоего восемнадцатилетия у меня сохранились довольно туманные воспоминания.
— А потом?
— А потом, когда я узнал тебя по голосу, было как-то неловко. Непохоже было, что ты в восторге от моей внешности.
— Ты от моей тоже, — парировала я.
— А я никогда не выражаю восторга. Боюсь, что меня отвергнут. Но если бы я только знал, что уже несколько месяцев разговариваю с копией Амелии…
Если бы я только знала, что уже несколько месяцев разговариваю с копией Рейнарда…
— У меня нет короткой челки.
— Дело вовсе не в прическе. А в целом. Взгляд. Лицо. Фигура. И та же самая магия.
— Перестань, а то я начну краснеть. Терпеть не могу комплиментов. Просто-напросто ненавижу! Если только это не комплименты моему интеллекту.
— Хорошо, отныне я буду говорить только о твоем IQ, — пообещал Ирек. — Черт, телефон. Наверно, Малина.
Он кивнул в знак подтверждения, что говорит сестра, и нажал на кнопку «громко».
— Привет. Что опять случилось?
— Ничего. А что-то должно было случиться?
— Ты никогда не звонила мне с хорошей новостью, так что вполне могло.
— Когда-то должен быть первый раз.
— Вы обручились?
— Ты думаешь, что только об этом и мечтает интеллектуальная невротичка на пороге тридцатилетия? — фыркнула Малина.