Вячеслав Молотов. Сталинский рыцарь "холодной войны" - Джеффри Робертс

Советская кампания за европейскую коллективную безопасность не закончилась в 1955 г. На XX съезде партии в 1956 г. Хрущев снова завел речь о советской программе по коллективной безопасности в Европе, куда входило постепенное объединение Германии на основе сближения двух немецких государств. СССР продвигал этот проект еще лет двадцать, и вершиной кампании стала Конференция по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 г. в Хельсинкском заключительном акте стороны закрепляли европейские границы и давали обещания о мире, сотрудничестве и совещаниях по поводу поляризации Европы в связи с «холодной войной».

Когда Чуев заметил Молотову, что замысел общеевропейского совещания – это его старая идея, тот охотно согласился101. Однако акт закрепления раздела Европы, спровоцированного «холодной войной», был совсем не похож на то, к чему стремился Молотов в 1950-е годы, когда стремился расформировать милитаристские блоки и заменить их всеобъемлющей системой общеевропейской коллективной безопасности.

Действительно ли Молотов верил, что соглашение о безопасности разрядит обстановку в Европе и положит конец «холодной войне»? Да, именно об этом он говорил публично, и ничто в его архивах не дает повода для подозрений в неискренности. Конечно, будучи марксистом-догматиком, Молотов не сомневался, что политическое противостояние капитализма и коммунизма не прекратится. Спорный момент состоит в следующем: возможно ли продолжать эту борьбу в стабильных условиях спокойной обстановки и безопасности в Европе. История сложилась так, что «холодную войну» завершил Горбачев, отказавшись от дела коммунизма и распустив советский блок. Эта поразительная развязка заставляет наблюдателей забывать о возможности иного развития исторических событий, куда относится концепция Молотова о том, что был шанс воссоздать в 1950-е годы союзную Коалицию и поставить Германию в условия общей системы безопасности.

Есть также тенденция рассматривать «холодную войну» как антагонистическую игру, где победа возможна лишь для одной из сторон. В определенной мере Молотов разделял это мнение. В его идеологической картине мира коммунизм в конце концов торжествовал над капитализмом. Но при этом Вячеслав Михайлович боялся возрождения Германии и той опасности, что таила в себе «холодная война». Его опасения оказались безосновательными, но тогда он об этом не знал. Идейная ортодоксия вынуждала Молотова видеть угрозы, которых, судя по всему, не существовало, но она же заставляла его находить оригинальные решения для вполне реальных опасных моментов «холодной войны».

Хрущев сумел отнять у Молотова контроль над советской внешней политикой в конце 1955 г., и его устранение с поста министра иностранных дел было неизбежно. В процессе подготовки к XX съезду партии, запланированного на февраль 1956 г., Молотов и Хрущев постоянно ругались из-за предложения последнего провести на встрече широкую критику Сталина. На заседании Президиума 1 января Молотов сказал, что надо не только разоблачать Сталина, но и понимать: он был великим вождем, продолжил дело Ленина, и именно под его руководством социализм победил. Дискуссии Президиума по поводу бывшего генсека продолжились 9 февраля, и Молотов заявил: «Тридцать лет мы жили под руководством Сталина – индустриализацию провели. После Сталина вышли великой партией. Культ личности [был], но мы о Ленине говорим, о Марксе говорим»2.

Некоторые члены Президиума Молотова поддержали, но позже Хрущев зачитал текст под названием «О культе личности и его последствиях». Его слушали на закрытом заседании. Знаменитый секретный доклад поразил делегатов разоблачениями массовых репрессий сталинской эпохи. Больше всего потрясло количество погибших верных членов партии и государственных деятелей. На XVII партийном съезде 1934 г., рассказывал Хрущев, в ЦК были избраны 139 человек. Около 70% из них были арестованы и расстреляны в период с 1937 по 1938 г.

Помимо секретной речи Хрущев представил участникам съезда открытый доклад ЦК. В главе о внешней политике присутствовала примечательная поправка к советской доктрине: отказ от идеи, что война неизбежна, пока существуют империализм и капитализм. Война не является неотвратимой, возражал Хрущев, поскольку Советский Союз и движение за мир достаточно сильны, чтобы не допустить ее. Этот аргумент увязывался с перспективой возможности достичь социализма в развитых капиталистических странах мирными методами, при помощи парламентов и других демократических институтов.

Большую часть съезда Молотов оставался в тени, но тем не менее произнес одну из самых интересных своих речей. Соглашаясь с Хрущевым, что война перестала быть неизбежной, он все же заострил внимание на ее неисчезнувших опасностях: «Мы не должны преуменьшать опасности войны, предаваясь иллюзиям, что при всех условиях обеспечен мир и спокойная жизнь. Мы всегда должны быть бдительными и зорко следить за агрессивными планами империалистов. Мы не должны предаваться благодушию, будто империалистов можно убедить хорошими речами и миролюбивыми планами». Затем Молотов призвал к использованию в борьбе за мир новых методов: «Чтобы как можно больше расширить фронт борьбы за мир, наша Партия и Советское правительство развернули эту борьбу под знаменем уменьшения международной напряженности… Политика уменьшения международной напряженности является наиболее доходчивым и гибким методом борьбы за мир и открывает в данных условиях наиболее широкие возможности для вовлечения в это дело различных общественных слоев, независимо от различия в их политических взглядах. Эта политика расширяет борьбу за мир за ее обычные пределы, охватывая сферу хозяйственных и культурных интересов, отношения не только государственных и общественных органов, но и частных лиц. Содействовать уменьшению международной напряженности могут не только дипломаты и политики, но и хозяйственные деятели и деятели культуры».3

Секретный доклад Хрущева не опубликовали в прессе и не показали иностранной общественности (правда, вскоре информация о нем просочилась), но он циркулировал по внутренним структурам, и его зачитывали на партсобраниях по всему Советскому Союзу. Одни члены партии одобрили документ, другие реагировали на критику Сталина враждебно; многие растерялись, не знали, как реагировать. В Грузии доклад спровоцировал просталинские демонстрации, на которых несли плакаты «Молотова – в премьер-министры» и «Молотова – во главу КПСС»4.

Тогда партийное руководство несколько отошло от той радикальной критики бывшего вождя, которую начал Хрущев на съезде. Одним из признаков этого стала опубликованная в июне 1956 г. резолюция ЦК «О преодолении культа личности и его последствий», где подчеркивались положительные качества Сталина-руководителя, существовавшие наряду с его недостатками5.

Другим говорящим признаком того, что антисталинская кампания шла спотыкаясь, явилось назначение Молотова в апреле 1956 г. на должность председателя комиссии Президиума, расследовавшей показательные процессы 1930-х гг., по итогам которых были казнены многие высокопоставленные старые большевики, находившиеся в оппозиции Сталину. Молотов в те годы был главным помощником вождя и имел самое непосредственное отношение к организации этих судов. Самое поразительное: полномочия комиссии были расширены так, что ей поручили заниматься убийством Сергея Кирова в декабре 1934 г. Киров стоял во главе ленинградских коммунистов, и его гибель послужила поводом поднять волну террора против антисталинистов, которой и положили начало показательные суды. На XX съезде Хрущев намекнул, что, возможно, за убийством стоял Сталин. Если это так, то Молотов тоже был бы связан с ним, поскольку сопровождал вождя во время поездки в Ленинград сразу после смерти Кирова и помогал диктатору в личном расследовании обстоятельств этого дела.