На одном вдохе - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же я подхожу к холодильнику, вынимаю коробку сока с плиткой шоколада. Следует подпитать истощенный организм, иначе на одном из этапов план рискует сорваться. Запихиваю в рот шоколад, запиваю соком… И вдруг вспоминаю про документы, запечатанные в небольшой целлофановый мешок, который мы таскали с собой на берег.
Спустившись в каюту Захарьина, нахожу его. Проверяю содержимое… Все в порядке — мои документы на месте. Выбрасываю из мешка все, что принадлежит бывшему напарнику, и направляюсь в свою каюту. Там упаковываю в мешок цивильную одежду с обувью и возвращаюсь в салон.
Пора приступать к подготовке. Переношу готовый дыхательный аппарат на кокпит. Что осталось сделать? Ах да! Надо бы узнать, что находится внутри блестящих чемоданов. Во-первых, из любопытства. Во-вторых, из желания поправить финансовое положение, ведь задаром меня в самолет никто не пустит.
Один из чемоданов оказался вскрыт — должно быть, господин Захарьин спешил убедиться в том, что моя миссия прошла успешно. Откидываю крышку и… невольно присвистываю. В объемной утробе ровными рядочками уложены пачки серо-зеленоватых баксов. Сухих и на вид таких новых, что меня одолевают сомнения… Выдернув из пачки одну купюру, тру ее пальцами, просвечиваю фонарным лучом… Все в порядке — банкнота настоящая.
— Сколько же вас здесь?! — провожу ладонью по плотной шершавой бумаге. — Насколько я помню, в обычном тонком кейсе умещается немного — что-то около шестисот тысяч. А здесь… Здесь миллиона полтора — не меньше. Ладно, я человек не жадный и до чужих денег — не охотник. За участие в операции Захарьин обещал мне двести штук «зеленых» плюс некие затраты, сопряженные с возвращением на родину.
Закидываю в мешок с одеждой тридцать пачек, добавляю туда же хлеб, коробку сока, пару банок консервированной ветчины и карту Филиппинских островов. В этот же мешок укладываю и документы — так надежнее их сохранить. Запечатываю «багаж», выношу на кокпит и устраиваю на пол между ребризером и открытой крышкой двигательного отсека. Заодно оглядываюсь на восток. Светает…
Подготовка закончена. Можно надевать дыхательный аппарат, подхватывать поклажу, состоящую из одного довольно легкого мешка, и спускаться в воду. Однако задумка будет исполнена не на сто процентов, если оставить Захарьина на растерзание господину Маркосу. Мне он доставил хлопот и неприятностей не меньше, чем алчному филиппинскому деляге.
Остановившись в проеме стеклянных дверей, я задумался… Неплохо бы соорудить коктейль имени Вячеслава Михайловича и сжечь к чертовой матери «Астероид» вместе с негодяем-гипнотизером. Заживо сжечь! Он этого достоин. Такой вариант согрел бы мое тело, а вот душу…
— Нет, — поморщился я и вдруг заметил, как Захарьин приходит в себя.
Шевельнув плечами, он вытянул вперед левую ногу, откинул корпус на спинку кресла, отчего капавшая из разбитой губы кровь окропила тягучими каплями светлую футболку. Затем Глеб промычал что-то непонятное и начал дергать руками, пытаясь освободиться от крепко стянутого на запястьях каната.
С улыбочкой наблюдая за бестолковыми телодвижениями, интересуюсь:
— Очухался?
Услышав мой голос, он вздрогнул, медленно повернул голову и, пропихнув вставший в горле ком, спросил:
— Женя, ты?
— Не ожидал?
— Ты все не так понял, Евгений! Честное слово, я не хотел… — быстро затараторил он. — Просто… Понимаешь…
Я не перебивал. У меня еще оставалась в запасе минутка для того, чтобы выслушать «оправдания». Просто хотелось узнать его версию.
— Понимаешь… В сейфе утонувшей яхты остались действительно очень важные для меня документы. Я приезжал сюда каждый год, нанимал пловцов, но никто из них почему-то не возвращался. Поэтому я так обрадовался, когда встретил тебя! Ты же настоящий боевой пловец, прошедший огонь и воду. Я так на тебя надеялся!..
— Сейф пуст, — спокойно парирую горячую тираду Глеба.
— Как?.. Разве… ты его открыл? — задает он неосторожный вопрос, полностью его разоблачающий.
— Его невозможно открыть, ибо ключа от дверцы на борту «Антареса» нет. Более того, вся эта история с важными документами в сейфе придумана тобой только для того, чтобы заметать следы подводных операций по извлечению из погибшего самолета чемоданов с баксами.
Крыть нечем, и Захарьин молчит.
— Став случайным свидетелем гибели транспортного самолета, ты, вероятно, подкупил одного из филиппинских чиновников, узнал о ценном грузе и разработал гениальный план по присвоению содержимого этих чемоданов… — Взглянув на блестящий стальной ящик, продолжаю рубить правду-матку: — Ради достижения поставленной цели ты принес в жертву молодую супругу и новенькую яхту, намеренно подставившись под атаку филиппинских штурмовиков. Ты не пожалел никого: ни свою женщину, ни трех десятков пловцов, доверивших тебе свои жизни. Сомневаюсь, что ты вообще способен кого-то пожалеть.
Глеб отчаянно завозился в кресле и попросил:
— Развяжи мне глаза. Прошу тебя, Евгений! Пожалуйста! Я не переношу темноты.
Зная его коварную натуру, остаюсь непреклонным.
— Ничего. Потерпишь. Так вот, мой ласковый и умный зверь, напоследок я хочу рассказать тебе одну коротенькую историю, — говорю я, поглядывая в сторону проступавших на горизонте контуров ржавого катера. — Был в моем классе худенький, слабенький астроном-любитель по имени Паша. Каждый из одноклассников почитал за честь обидеть спокойного и безответного «ботаника»: отвесить подзатыльник, пнуть, выбить из рук портфель… Однажды на уроке физкультуры всех пацанов заставили подтягиваться на перекладине. Дошла очередь и до Паши. В этот момент наш самый отъявленный оболтус подкрался сзади к трепыхавшемуся Пашке и сдернул с него треники с трусами.
— Занятная история, — кривится в усмешке Захарьин. — Только не пойму: зачем ты ее рассказал?
— Это еще не все. В полнейшей тишине у наших девчонок отвисли челюсти, а каждый из пацанов от увиденного получил свой первый комплекс неполноценности. Кстати, Пашку с тех пор больше никто не обижал.
— Поучительно, — вздыхает бывший напарник и добавляет с ноткой горечи: — Да, Евгений Арнольдович, недооценил я тебя. А напрасно.
— Выходит, так…
Оставив злодея в одиночестве, заканчиваю подготовку к погружению: подтаскиваю на купальную платформу дыхательный аппарат и «багаж» в виде большого мешка из крепкого целлофана.
Прислушиваясь к каждому звуку, Захарьин молчит. Поняв мое намерение свалить с «Астероида», он умоляет:
— Евгений, не оставляй меня здесь. Давай вместе починим двигатель и вернемся в Манилу! У нас есть деньги, и мы в любой момент добудем еще больше! Ты же видел, сколько в том гребаном самолете чемоданов с баксами!..
Цепляю к ногам ласты, не обращая внимания на посулы. Надо быть больным на всю голову, чтобы поверить хотя бы одной фразе этого негодяя. Я уже знаю, как с ним поступить. Выйдя минуту назад на кокпит, я невольно натыкаюсь взглядом на поднятую седушку дивана. Занимаясь ремонтом двигателя, Захарьин искал в рундуке инструменты. Там же — в недрах рундука — я и приметил нужную для последнего аккорда вещицу.