Глубина - Алма Катсу

Вдали от толпы ему стало спокойно. Безмятежно.

Марк гадал, не столкнется ли в хранилище с кем-нибудь из стюардов, пытающихся навести порядок после царившего днем хаоса. Если выйдет именно так, он решил, что сделает вид, будто спустился забрать кое-что из своего багажа, и уйдет. Однако ему повезло: в хранилище было пусто, как в склепе. И, вполне предсказуемо, там царил беспорядок. Сундуки и ящики размером с повозки для пони высились грудами в проходах. Чемоданы были как попало свалены на полках. Из углов доносился крысиный писк, и Марк старался не думать о том, как грызуны шныряют в стенах или пробираются в чемоданы, готовые броситься на него оттуда.

Он протискивался туда-сюда по узким, извилистым проходам, пытаясь понять, как там все организовано. По каютам, как оказалось. Тогда логично, что багаж Асторов должен быть где-то рядом с его собственным. Марк все пробирался по этой пещере и лишь спустя тридцать минут обнаружил вещи Дафф-Гордонов, которых бы хватило на целый обоз. Значит, Асторы явно недалеко.

И действительно. Марк обнаружил их – гору ящиков и чемоданов, занимающих целых три отделения. Он еще никогда не видел чемоданов лучше: из темно-красной кожи, отделанные кантом и украшенные монограммой JJA. У Мадлен они были шагреневые, выкрашенные в нежный грушевый оттенок, разных странных размеров, наверное для шляпок, нижних юбок и прочих женских аксессуаров. Сундуки и у мужа, и у жены были одинаковые. Любопытно, что многие стояли незапертыми. Возможно, слуги Асторов полагали, что за закрытыми дверями хранилища они в безопасности.

Все было как-то слишком просто. Люди этой породы все одинаковы. Похожи на его жену – открытые, уязвимые; они словно верили, что раз уж мир рухнул к их ногам, раз жизнь дается им легко, у остальных все наверняка точно так же. Легко. Свободно. Окна нараспашку, двери не заперты.

Марк помедлил, протянув руку к латунной застежке. Так вот кто я теперь, вор? Нет, врать самому себе он не мог: он уже стал вором, как сказал Лесли Уильямс, причем трусом. Вором, что осмеливался красть лишь у женщин, которые доверились ему, которые никогда не выдвинут обвинения, если узнают. Обокрав Асторов, он станет профессионалом, и уж теперь его будут судить по всей строгости закона, если поймают.

Он же адвокат. Ему ли не знать.

Марк принялся за дело, изо всех сил стараясь сосредоточиться и запомнить, в каком порядке чемоданы лежали в отделениях, чтобы вернуть их на место, не вызывая подозрений. Многие оказались заполнены одеждой – так много одежды, особенно Джека, – и столько же чемоданов содержали безделушки, которые Асторы накупили во время путешествий. Впрочем, вскоре Марк сообразил, что это, вероятно, вовсе не безделушки, а дорогие произведения искусства и антиквариат. Он порылся в свертках и наконец убедился, что денег там нет. Запертые ящики Марк тряс как рождественские подарки, чтобы примерно представить их содержимое. Он решил, что если таки наткнется на тот, где могут лежать деньги, то сможет взломать замок или взрезать кожу.

Наконец он обнаружил искомое на дне короба, под какой-то старинной посудой, завернутой в толстый пергамент. Простой деревянный сундучок. Под крышкой оказался неглубокий лоток с бумагами (вероятно, важными, но отвергнутыми без долгих рассуждений), а под ним – они: восьмидюймовые стопки американских купюр. Всех номиналов.

Наполняя свой пустой чемодан, Марк попытался оценить улов. Двадцать тысяч долларов? Больше, однозначно. С губ чуть не сорвался эйфорический смех. Марк еще никогда такого не чувствовал, он буквально порхал от счастья. Он как будто стал бессмертен. Неуязвим. И больше никогда не погрузится в несчастье снова. Он не заработал эти деньги и не выиграл, и прибрать их к рукам казалось странным, словно эти деньги – ненастоящие.

Но настоящие или воображаемые, они все равно заставляли его бредить. Марку хотелось хохотать до слез, и мысль об этом привела его в ужас. Ему не хотелось знать, что ждало в конце этого длинного туннеля.

Марк был уже на полпути обратно, то ли счастливый, то ли перепуганный до смерти. Его разум все отплясывал пьяную джигу, как вдруг Марк осознал, где находится и что делает. В считаные минуты он вернется в свою каюту и спрячет этот чемодан от жены. Его вдруг осенило, что необязательно ведь говорить Уильямсу правду. Можно извлечь половину добычи, а с ним разделить остаток. Или отдать боксеру жалкую тысячу, сказать, что больше не нашел – откуда Уильямсу знать иное? От ощущения, что он контролирует ситуацию, – в кои-то веки, – кружилась голова.

Так размышляют профессиональные воры.

Так и привыкнуть можно.

Значит, нужно думать как профи. Такой не стал бы хранить улики при себе, в собственной комнате, где их может обнаружить любой, особенно Кэролайн. Нельзя и носить при себе, пока он разыскивает боксера; что, если при нем обнаружат целый чемодан улик? Нет, придется спрятать, как люди прячут сокровища в стенах и зарывают в лесу: в месте, о котором будет знать лишь он, где добыча останется целой и невредимой, где, даже если ее и найдут, он окажется как бы и ни при чем.

Корабль был огромен, тайников тут явно хватало, однако Марк, к сожалению, не знал, где они. Он просто не осмотрел корабль. А что, если чемодан обнаружит, скажем, ребенок из третьего класса, решивший спрятаться от родителей? Кошмар, представить только, какой переполох поднимется. Нет, нужно придумать что-нибудь понадежнее. Где-нибудь неподалеку от каюты, чтобы он мог забрать чемодан быстро и не вызывая подозрений.

Мысли вернулись к пожару в курительной. Там была странная небольшая ниша – наверняка из-за своеобразного устройства корабля; и в комнате никого не было. Господи, да даже огня никто не заметил! И сейчас там, возможно, тоже пусто.

Марк чуть ли не трусцой пробежал по коридору – так быстро, насколько осмеливался, чтобы не привлекать к себе внимания. Однако, шагнув в курительную через боковой вход, он с удивлением увидел в кресле Энни Хеббли.

Странно. Марк никогда не видел, чтобы персонал сидел, – ни разу. Может, это даже значилось в правилах, подумалось ему вдруг. Пассажиры не должны видеть, как экипаж отдыхает.

Энни сидела как-то странно: она будто бодрствовала, но на самом деле спала. Бедняжка. Наверняка совсем сбилась с ног, помогая свои подопечным подготовиться к балу. Марк подслушал, как стюард говорил об этом мисс Флэтли. «Сколько ходил по морю, хуже дня не было», – сказал он, и они придвинулись поближе, чтобы никто из пассажиров их не услышал. Наверное, жаловаться другим слугам было в порядке вещей.

Марк собирался оставить Энни в покое и заняться чемоданом, как она вдруг шевельнулась. Ее веки затрепетали.

– Марк, это ты?

По его спине будто ледяным пальцем провели. Мисс Хеббли никогда не называла его по имени. Все в ней стало другим – тон, манера держаться. Гораздо непринужденнее, словно она говорила с равным. С близким другом.

И в то же время что-то явно было не так. Слова звучали невнятно, неотчетливо. Она поднялась, но неуверенно, будто слишком много выпила. Неужели пьяна? В любом случае она может увидеть чемодан. А если позже возникнут вопросы – то и засвидетельствовать, что видела с ним Марка. В груди поднялась паника, затапливая руки, ноги. Бежать. Бежать! Бросить все, пусть с этой заварушкой разбирается кто-нибудь другой.