Трем девушкам кануть - Галина Щербакова

Не сразу объяснишь, но из лютой неприязни вполне может родиться доверие. Если иметь в виду, что происхождение наших чувств – вещь вообще мистическая. Но так или иначе, а через пятнадцать минут Юрай рассказал Егору, как из одной квартиры исчезли двое стариков, а одну бабку запихнули за внуковый шкаф, и она теперь учится дышать впрок, что, как выяснилось, не получается; что две старухи старые живут в ожидании – одна новой квартиры, а другая топора, а он, Юрай, набрел на это случайно, хотя и не случайно тоже. Пока Егор ждал свою квартиру, Юрай, можно сказать, близко общался с его поверенными лицами.

– С Лидией Алексеевной, что ли? – спросил Егор. – Чего ж тогда спрашиваешь, кто да что, если ты Саму знаешь?

– Так ведь она уехала…

– Не навсегда же… У нее тут такие дела, которые просто так не бросают. Я ее всего дважды видел – зауважал.

Юрай смолчал. Когда-нибудь… В другое время… Он расскажет парню то, что знает. Но не исключено, что не расскажет никогда.

– Жаль, что ее нет, – сказал Юрай. – Может, эта Лидия Алексеевна дала бы мне какой-то ключ к пропавшим старикам.

– А, – засмеялся Егор. – Ты думаешь, их тюк-тюк? Ну ты наивный! Неужели бы она с тобой стала вообще разговаривать? Я, честно скажу, в топорик не верю, но допускаю, что их куда-нибудь, дурных и старых, свозят, в какой-нибудь монастырь или заброшенный обкомовский пансионат, где прошлым вождям мяли чресла. Или распихивают по психушкам. Да мало ли мест в нашей заколюченной державе? Строили-то крепость на века, казематов намастырили будь здоров. Знаешь, если люди спрятаны, чтоб их не нашли, значит, и не найдешь. Я в свою хату въехал спокойно, я знал, кто где, интересовался.

Хотел Юрай сказать, как его пытались травить, пока делали Егору квартиру, как он сам отвинчивал на его балконе болты и гайки и слышал тот самый крик, который бывает у человека последним. Хотел сказать, что до сих пор слышит этот крик и уже не имеет значения, какая гадина и сволочь был Сева Румянцев, а значение имеет только то, что он, Юрай, крутил болты и гайки. И крик этот страшный – так получается – и его, Юраев. Но и этого он Егору-Егоре не сказал. Потом, подумал он, может быть, потом…

Договорились, что если Егору что-то влетит в ухо на интересующую Юрая тему, он посигналит.

– Что-нибудь влетит, – ответил Егор. – У меня трубач без крыши. Я бы сам какую-нибудь бабушку убаюкал навсегда. Трубачу цены нет, перехватят в два счета. А ты жмот, тебе квартиры жалко.

Новости посыпались сами по себе. Как бы ждали интереса. Позвонила Раиса Соломоновна и сказала, что идиотка Шура дождалась красивых мужчин, и они увезли ее со скарбом.

– Адрес оставили? – закричал Юрай.

– Я вам не дура, – ответила та гордо. И прочитала адрес.

От последней остановки метро Юрай еще долго ехал автобусом. Дом стоял на взгорке, высокий и белый. Похожий на элеватор. Узкая дорога сначала шла по пересеченке, то опускаясь в овраг, то вздымаясь уступами наверх, потом непринужденно и неожиданно перешла в тротуар короткой улицы с красными кирпичными бараками, старыми и прочными. Судя по форме оконных переплетов, по фигурно выложенным над подъездом камнем в тридцать каком-то году, это был барачный изыск и поселение в нем сопровождалось веселым баянным пьяным переплясом. Дорожка к белому и высокому дому, который красиво гляделся со стороны бараков, была заросшей и как бы даже неживой. Уже подойдя ближе, Юрай понял, что дом не заселен, ибо недостроен. Он брошен где-то на уровне пятнадцатого этажа, но – с другой стороны – в нем как бы и жили. Потому что в нескольких квартирах на окнах висели занавески. Подъезд был закрыт наглухо, окна первого этажа взяты в массивные решетки. Юрай обследовал все возможные входы для технических нужд, но и там было все закрыто. И все-таки ему повезло. Дверь, ведущая, видимо, в подвал, была забита одним гвоздем и, к счастью, не по самую шляпку. Наоборот, последним ударом гвоздь согнули, и вот за него и потянул Юрай длинным узким маминым ключом, который мама велела – на всякий случай – повесить на его связку.

Это был дом гостиничного типа, возможно, для аспирантов, возможно, для престарелых. Его давно бросили, но вот лестница от парадного входа была вымыта до пятого этажа, где и находились, видимо, те самые квартиры с занавесками. Одна квартира – пустая – была открыта, и через общую лоджию Юрай углядел диван и кресла, торшер и иконку Божьей Матери на стене.

Наверное, на этом диване посидела баба Шура и взрастила в себе мечту о счастье. Правда, графиня никуда не ездила и пропала-то как раз она. Пропала, потому что отказалась? Но следов бабы Шуры тут тоже нет, хотя адрес оставлен этот. Зачем же оставили, если не собирались ее сюда привозить? Вот он пойдет сейчас в милицию, все расскажет, агитквартиру накроют, дело техники найти тех, кто сюда ездил. Не по пустыне же – мимо красного кирпича бараков, где живут люди. Тамошним старухам разве не интересно, когда сюда машины подъезжают?

– И что с того? – сказали ему в первой же квартире. – Строили дом ветеранов. Такие артисты сюда приезжали, останавливались, разговаривали, как обыкновенные люди, а потом все накрылось. Начальство иногда возят, показывают, чтоб пожалело и заплакало, а оно, начальство, не плачет… Никому старые люди не нужны, даже если они народные артисты и академики. Если ты один, то считай, что ты лишний на этом свете.

– Но там кто-то живет, – сказал Юрай.

– Конечно, живет, – ответили аборигены. – Наш, местный. Он там и сторожит, и принимает посетителей. А как же? Недавно один немец приезжал… Поцокал зубом – красивые, мол, места… и уехал. Писатели приезжали… У них тоже своих лишних стариков навалом. Сторож-хранитель постоянно жил в бараке и сейчас, дома, ел суп под большим календарем с Аллой Пугачевой. Он не прервался от еды, аккуратно хлебал, все подтвердил и интересом Юрая не удивился: были журналисты и до него, были. А вот то, что сюда будто бы привозили бабушек из коммуналок, отрицал начисто.

– Дом не для всех, – строго сказал он. – Только для заслуженных. Чтоб умирали в своем кругу.

Он показал Юраю список желающих тут жить. Действительно, ничего не скажешь. Фамилии знатные. Ни графини, ни Степана Петровича, ни бабы Шуры в нем не было. Да и быть не могло.

– Скажите, кто-нибудь без вашего ведома мог попасть в этот дом?

– А вы попробуйте! – засмеялся вахтер, отодвигая тарелку. – У меня на случай бомжа там или беженца все предусмотрено.

– А кто вам платит деньги за охрану? – спросил Юрай.

И тут сторож дернулся. «Подавился бы, не закончив трапезу», – подумал Юрай.

– Я не обязан отвечать вам на этот вопрос, – сказал вахтер, вставая, и распростертые руки Аллы Пугачевой как бы выросли у него из ушей, делая его смешным и страшным одновременно.

– Извините, – заторопился Юрай. – Промашка вышла. Мозги работают по старой схеме. Но я к тому, что хотелось бы связаться, так сказать, с хозяевами… Может, прозвучу по радио и подмогну ветеранам нашей жизни.

– Оставьте телефон, я вам позвоню. У меня команды лялякать налево-направо не было. Но народ у нас серьезный. Они интерес к делу уважают.