Пощады не будет никому - Максим Гарин

— Может, развязать, пусть сам идет?

— Я тебе развяжу! — прикрикнул Михара. — Он уже свое отходил, отбегался, отпрыгался.

Рафика поволокли по глубокому снегу, Михара и Чекан шли следом. Один из бандитов, который прокладывал путь, оглянулся, остановившись у старой ели, обломал несколько нижних сухих сучьев.

— Ну что, здесь? — задрав голову, он посмотрел вверх на толстый живой смолистый сук.

— Пойдет, — сказал Михара, словно собирался на этом дереве прибить скворечник, — хорошее место, красивое.

Рядом был пень. Старую ель спилили совсем недавно — может, неделю, а может, вчера, и скорее всего завезли в Москву, поставили на одной из площадей. На пне лежал легкий снежок.

Михара подошел и подошвой башмака провел по пню, сбрасывая сухой искристый снег.

— Вот и плаха готова.

Чекан утвердительно кивнул:

— Как по заказу.

Рафик что-то хотел сказать, но тряпка во рту мешала, и он лишь тряс головой, мычал утробным голосом.

Слезы катились по щекам, горячие, крупные, из носа капала кровь.

— Развяжите ему руки и повалите, — приказал Михара. — А ты давай топор.

Тут же Михаре подали топор. Он провел ногтем по лезвию.

— Ну и тупой! — брезгливо поморщился старый рецидивист. — Таким топором только капусту сечь. Но для этого дела сойдет. Цепляй веревку на шею.

Тут же зацепили петлю, Рафика повалили на снег.

Как он ни сопротивлялся, совладать с тремя дюжими бандитами не мог, тем более ноги у него были связаны. Двое держали за руки, третий за ноги. Его подволокли к пню, буквально уткнули в него головой. Один из бандитов сел Рафику на шею, сжав голову коленями.

— Может, пусть смотрит?

— На хрен ему смотреть, — сказал Михара, — руки клади.

Сильные руки профессионального боксера двое бандитов прижали, уложили на золотистый, свежесрезанный пень, покрытый шариками выступившей смолы.

— Ну давай, не тяни, Михара, — попросил Чекан, жаждущий крови.

Михара несколько раз лихо крутанул в руках топор, затем с оттяжкой опустил. Лезвие топора с хрустом отрубило правую руку чуть выше запястья.

— Держи левую. На, Чекан, — Михара подал тяжелый топор.

Чекан опустился на колени и сделал то же, что и Михара, но так лихо и красиво у него не получилось, топор намертво застрял в пне. Две кисти остались лежать на большом пне.

Михара подошел и легко, левой рукой выдернул глубоко застрявший топор, затем обтер его снегом и передал бандитам.

— Поднимайте урода.

Рафик скорее всего еще не почувствовал боли, он с ужасом смотрел на обрубки рук, на торчащие раздробленные кости. Затем хлынула кровь. Но в это время веревка уже была перекинута через сук, и два бандита тянули изо всех сил. Тело Рафика, судорожно вздрагивающее, поползло вверх. Веревку замотали о ствол елки.

— Не оборвется? — спросил Чекан.

Михара пожал плечами. Он смотрел, как из обрубков хлещет кровь, разбрызгиваясь веером вокруг высоко висящего тела. Через пару минут Рафик затих, лишь кровь продолжала хлестать из обрубков.

— Вот и все. Другим будет наука, думаю, об этом все узнают, — Михара, ссутулясь, не озираясь, побрел к машинам.

— Узнают.

— Дурак он — Рафик.

Чекан пошел следом. Они еще некоторое время стояли, издалека глядя на повешенного Рафика Магомедова, сейчас уже абсолютно не страшного.

— Сука! — сказал один из бандитов.

— Так может быть с любым, — заметил Борис, — так что смотрите, Чекан с Михарой пощады не знают.

Бандиты угрюмо побрели к машинам, а затем, увидев, что Михара с Чеканом уже давно стоят на дороге, побежали по проторенной тропе. Когда машины разворачивались, пошел крупный снег.

Михара качнул головой:

— Оно-то и хорошо, заметет следы. Кстати, позвони менту, а то окоченеет, будет как из холодильника.

— Да, сейчас позвоню, — сказал Чекан, беря трубку телефона.

От волнения он забыл номер, несколько секунд морщил лоб, судорожно пытаясь вспомнить, куда же засунул бумажку, которую ему дал опер, капитан Панкратов. Наконец вспомнил, она была в нагрудном кармане пиджака.

Чекан запустил туда два пальца и вытащил ее вместе с несколькими смятыми сотками долларов, затем набрал номер. Пальцы у Чекана не дрожали, трубку, на что, собственно говоря, Чекан и рассчитывал, сняли тут же, как никак опер ждал звонка.

— Капитана Панкратова.

— Я слушаю!

— Слушай, капитан, это Чекан тебя беспокоит.

— Да.

— Хочешь Рафика Магомедова получить?

— Где он?

— Двадцать седьмой лесничий квартал по шоссе от Балашихи знаешь?

— Нет, не знаю.

— Посмотришь по карте, найдешь. Там большие ели, на одной из них болтается Рафик.

— Болтается? — крикнул капитан Панкратов.

— Вот так, болтается, как груша, без рук, — и Чекан истерично расхохотался, выключая телефон.

Через час в двадцать седьмом квартале уже была милиция. То, что они увидели, испугало даже видавших виды.

— Ну и звери! — сказал молоденький лейтенант, глядя на присыпанный снегом пень, посреди которого лежало две кисти рук со скрюченными пальцами. — За что они его так? — спросил он у капитана Панкратова.

Тот сплюнул, отвернулся. Зрелище действительно было невкусным.

— Общак хотел взять.

— Какой общак? Это когда Резаного порешили? — спросил лейтенантик, сглатывая слюну и пытаясь подавить подступающую к горлу блевотину.

— Какой, какой.., воровской общак.

— Так это тот самый Магомедов?

— Тот, а какой же еще!

— Это тот, который нашего застрелил?

— Тот.

— Ну, сука, так ему и надо! Я бы ему и не то сделал, — выпятив грудь, пробормотал лейтенант с остроносеньким лицом и заморгал голубенькими глазками.

— Сделать бы, может, и сделал, но снимать его тебе самому придется, как-никак твой участок.

К вечеру уже все бандиты в Москве знали, что Рафик Магомедов мертв. Знала и милиция, что бандиты и воры добрались до гнусного азербайджанца раньше, чем ФСБ и МВД, и разобрались с ним по-своему. Такой исход устраивал всех, ведь сложись по-другому и окажись Рафик живым и здоровым в руках милиции, то же самое ему сделали бы и на зоне, а может, еще и в камере предварительного заключения. Вряд ли он дожил бы до суда, у бандитов руки длинные, и человека, нарушившего воровской закон, карают безжалостно при первой же возможности. В общем, милиция могла отчитаться, что бандит уничтожен, а Олег Панкратов мог рассчитывать даже на повышение.