Пиковая дама и благородный король - Лариса Соболева

Вдруг Вероника почувствовала горячее прикосновение к шее… Это что, губы? Петя ее поцеловал?!

Денис звонил в квартиру, прислушивался, снова звонил, не забыл тронуть ручку двери. Лаймы нет дома. Да сегодня же воскресенье! На улице он позвонил Алексею:

— Ты где сейчас?

Сквозь рев мотора Денис расслышал с трудом:

— В город въехал. Что Лайма?

— Вероятно, она в клубе, у нее выступление.

— Надо знать наверняка. Поезжай туда, я подъеду.

Засовывая трубку в карман куртки, Денис в сердцах сплюнул:

— Вот упрямый! Лишил меня жизни на весь вечер!

В это же время Лайма с Мироном бежали вдоль проезжей части, она опаздывала, а до подземного перехода метров триста, потом назад бежать, к тому же на каблуках. Мирон остановился, схватив ее за руку:

— Давай напрямую. Лезь через ограждение, я помогу.

Делать нечего, Лайма подняла повыше узкую юбку, забросила ногу через железные трубки, отделяющие тротуар от проезжей части, опираясь на Мирона, спрыгнула на асфальт, замерла, прижавшись к ограждению. Машины, машины — туда-сюда, здесь не перейти. Мирон немного замешкался, поправляя сумку, она обернулась, хотела сказать, что надо через подземный переход…

— Лайма… — Мирон взял ее за плечи, резко притянул, поцеловал в губы, так же резко отстранил. — Лайма, я любил тебя, как умел. Прости.

И оттолкнул от себя с силой, на какую был способен.

Ее руки взметнулись вверх, словно при их помощи она намеревалась взлететь ввысь. И она полетела, только спиной назад, широко раскрыв свои огромные глаза… Услышала ли она Мирона?

— Ты не сможешь! Тебя расколют!

Этого никто не узнает.

Внезапное торможение… Удар… Еще удар железа о железо… Снова панический, словно машины имели разум и не хотели наезжать на человека, визг колес, сдирающих с проезжей дороги верхний слой… Столпотворение.

Мирон увидел и запомнил, как, падая под колеса, Лайма на лету повернула голову и глянула вниз, словно проверяя, мягко ли приземлится. Он не видел, что секундой спустя там творилось, потому что бросился бежать, но слышал. Он все слышал и бежал, бежал со всех ног, налетая на прохожих, чтоб не слышать. Вопли, крики, стоны… Хаос из боли и воплей…

Буквально через пять минут приехал на мотоцикле Сеньков, этот транспорт не торчит в пробках, ему лишь бы найти лазейку среди навороченных иномарок. Он приехал раньше Дениса, увидел дорожный коллапс, естественно, подошел поближе. А через секунду схватился за голову: среди побитых машин валялось изувеченное тело Лаймы. В свете фар изгибы ее тела высвечивались частями, будто их прикрыл туман, а кровь смотрелась черными пятнами, пятен было много, но казалось, это вовсе не кровь.

Когда приехал Денис, Алексей курил, сидя на заграждении, и только кивком головы указал на дорогу. Этой смерти не должно было случиться.

— Ну, вон тот… — с сомнением указала пальцем Клавдия. — В костюме стального цвета. Посмотрите ближе, если есть родинка на щеке…

— У него есть, — сказал Джулай. — Но не родинка, а родимое пятно. На скуле.

— На скуле? Возможно… Она должна быть здесь.

Палец Клавдии, затянутый в лайку, дотронулся до своей…

— То место, куда вы поставили палец, — теряя терпение, проворчал Джулай, — называется скулой.

— А я всегда считала щекой, — пожала она плечами. — Но упыря в зале нет.

Джулай на всякий случай уточнил еще разок:

— Вы уверены, что тот мужчина, с пятном на скуле, был у вас дома?

— Да. Это был он. Почему-то сразу не бросился в глаза. Неприметный.

— М-да, это серьезно. Спасибо, вас отвезут домой.

— Не стоит, я на машине.

Джулай отправился в зал, где Петя, обняв улыбающуюся Веронику за плечи, стоял в одном кружке с Ульмером, последний рассыпался в комплиментах:

— Да нет, Вероника, вы скромничаете, а я говорю только правду, одну правду, как в зале суда. Поверьте, будь иначе, я бы промолчал. Петя, подтверди.

— Что именно подтвердить? Что ты женат четвертый раз? Что у тебя шестеро детей, разбросанных по всей Руси великой? Что ты бабник?

— Ну, зачем, зачем ты так… пошло интерпретируешь мой образ! — изобразил шутливое страдание Ульмер. — В кои-то веки встретишь девушку с человеческим лицом, а не ходячую рекламу косметики, как на тебя досье выдают. Не верьте, Вероника, он лжет. Потому что я толк в женщинах знаю, а он нет. Это зависть. Если б вы посмотрели, кого он выбирает… Кто на него вешается! Потом наш Петя страдает. Я впервые одобряю его выбор…

Петя буквально передвинул Веронику к Джулаю, взял Ульмера под руку и отошел с ним.

— Куда ты меня тащишь? — сопротивлялся Ульмер. — Ага, ревнуешь!

— Конечно. Это моя девушка, а ты лезешь к ней с погаными словами.

— Я поганых слов не употребляю из принципа. — Ульмер поменял шутовской тон на серьезный. — Когда все перестанут ругаться матом, я начну вворачивать отдельные словечки, это будет неким шармом, а сейчас… Девушка правда хороша, словно из старинной жизни. Очи сияют и чистые, лицо не обезображено современным себялюбием. Где ты ее откопал?

— Места знаю. Слушай, Ульмер, тачка темно-синяя с номером 199 твоя?

— Моя. Я пока на старой езжу, ну, ты знаешь: старый конь, привычное седло.

— А кто катается на новой?

— Племянник жены обкатывает.

— А с ним кто?

— Да откуда я знаю! Друзья, наверное, а что?

— Скорость превышает племянник. В меня чуть не врезался.

— Вот гаденыш! Я ж предупреждал его… Спасибо, надеру уши.

— Хочу поговорить с ним, можно? Завтра пускай приедет в офис.

— Приедет, никуда не денется.

В то же время Джулай, вернувшись с Вероникой за стол, озабоченно поинтересовался, как она себя здесь чувствует, в общем, проявил дежурную вежливость. Чем больше Вероника узнавала обоих, тем меньше ей нравился лощеный Джулай, тем больше симпатизировала Пете, а вначале было наоборот. Что она могла ответить? Отделалась дежурным словом «нормально». И вдруг он брякнул:

— Ульмер болтун, не очень-то ведись на его похвалы, а Петя мужик серьезный.

— Я это заметила.

— Но он очень сложный, с ним трудно женщинам.

— Ты никак нас сводишь? — вздернула брови Вероника.

— Предостерегаю. Я вижу, как он на тебя смотрит, этот его взгляд мне знаком. Но Петя не любит игр, никаких, так что делай выводы.

— По-моему, у него жена есть.

— Это по-твоему.

— Знаешь, у меня и в мыслях не было думать о том, о чем сейчас услышала от тебя, — вскипела она. — Но теперь я подумаю.