Гладиатор по крови - Саймон Скэрроу

— Греки… — пробормотал он. — Вечно у них тысяча слов там, где можно обойтись одним.

Помимо укрепления обороны города, Макрон занялся набором новобранцев для укрепления боевой мощи ауксилариев. Поначалу Семпроний считал необходимым ограничиться добровольцами, но когда на отмеренном центурионом плац-параде за городскими стенами объявилась неполная сотня горожан, пришлось прибегнуть к более строгим мерам. В город отправили несколько десятков ауксилариев разыскивать пригодных к военной службе мужчин, которых отводили на плац-парад. Там их поставили перед Макроном, выбиравшим способных, на его взгляд, усилить местный гарнизон. Подробные сведения о каждом из них — имя, фамилия, улица, на которой живет, и род занятий — были предоставлены Макрону, сидевшему за походным столиком под тентом.

Эта процессия недовольных мужчин, способных носить оружие, но не желавших защищать собственный город и свои семьи, была неприятна ему. Среди них оказался высокий и мускулистый молодой человек, одетый в дорогую тунику. Темные волосы его были аккуратно подстрижены, подбородок украшала ровная бородка. Макрон не сразу узнал его, но потом вдруг сообразил, что видел этого парня на акрополе среди приближенных Глабия в день смещения сборщика налогов.

— Имя?

— Пандар, сын Полокрита.

Макрон бросил на него грозный взгляд.

— Далее ты будешь обращаться ко мне «господин». Понятно?

— Не вижу необходимости называть тебя господином, римлянин.

— Это еще почему? — многообещающе улыбнулся Макрон.

— Потому что я не солдат и никогда им не буду. Далее, я намерен протестовать по поводу подобного обращения со мной в высоких инстанциях. У моего отца есть политические связи в Риме. Как только там узнают, что скромный офицер посмел вытащить свободного человека из родного дома и под угрозой насилия заставил его вступить в армию, на твою голову обрушится беспримерное наказание.

Довольный своим кратким монологом Пандар покровительственно улыбнулся Макрону.

— Пока еще не поздно положить конец разыгранной тобой мелкой драме. А точнее, комедии.

Повернувшись, он показал на цепочку выстроившихся под солнцем мужчин, ожидавших приема у Макрона. Со стороны очереди донесся согласный ропот.

— Отпусти нас, римлянин, и я окажу тебе любезность: так уж и быть, не донесу о твоей преступной деятельности твоему римскому начальству.

Выпрямившись и скрестив на груди руки, он сверху вниз посмотрел на сидящего Макрона. Коротко глянув на него, последний с усталым вздохом опустил стиль на восковую табличку.

— Пандар, ты закончил?

— Закончил? — Пандар сперва нахмурился, а потом возмутился: — Ты что, считаешь, что я говорю несерьезно?

— Ну что ты, конечно, серьезно; просто я не склонен воспринимать тебя всерьез, — ответил Макрон. — Ну, сам посуди. Разодет, как дешевая девка. И не духами ли от тебя разит?

— Мужской запах. Кстати, очень дорогими духами.

— То есть ты выглядишь, как девка мужского пола, и пахнешь, как она же. Ну, это мне безразлично… пока безразлично. А вот что не безразлично, так это почему подобные тебе люди считают себя слишком хорошими, чтобы пачкать ручонки о рукоять меча… чтобы защитить свое собственное достояние: свой город, свою семью, своих друзей, если у тебя есть таковые. Что делает тебя таким особенным? Почему ты считаешь, что не должен встать в общий строй готовых к битве мужей?

— Мой отец платит налоги, — попытался возразить Пандар. — Он выплачивает столько, что его родственникам не нужно сражаться; мы оставляем это дело таким ничтожествам, как ты.

Он не смог отказать себе в высокомерной насмешке, однако, произнеся эти слова, сообразил, что совершил оплошность.

— То есть я хотел сказать, что…

— Заткнись! — крикнул прямо в лицо ему Макрон. — Жалкий и пустой трус! Это ты и тебе подобные ничтожны. Ты и все те, у кого нет сердца, нет отваги, нет чувства чести и долга в такой мере, что они думают, будто за деньги можно купить все на свете. Впрочем, деньги должны тревожить сейчас тебя в наименьшей степени. За стенами твоего города собралась армия рабов, дожидающихся удобного момента, чтобы напасть на этот город. Ты и в самом деле считаешь, что тебя с твоей родней не прирежут только потому, что у тебя есть связи в Риме? Долбаный идиот. — Макрон покрутил головой в крайнем гневе. — Во всей этой ситуации у нас есть один-единственный шанс уцелеть, и то если все способные держать оружие выйдут на стены, готовые к тому, чтобы убивать или быть убитыми. И сейчас мне совершенно все равно, кто ты — юный извращенец или сын самого императора. Ты берешь меч и занимаешь свое место в общем строю. Ты будешь учиться сражаться среди ауксилариев. А потом будешь драться, как лев, чтобы прогнать ублюдков-мятежников от родного города, а если потребуется, умрешь как сраный герой, с клинком в руке, извергая проклятия в лицо своим врагам. Я донес до тебя свою мысль?

Макрон резко дернул головой в сторону Пандара, едва не стукнувшись с ним лбами, и грек нервным движением отступил.

— Я не хотел сказать ничего плохого, — всплеснул руками Пандар.

— Господин! — взревел Макрон, поставив обутую ногу за пяткой молодого человека и толкнув его в грудь, так что тот споткнулся и повалился на землю. Шагнув вперед, Макрон поставил колено на грудь Пандара, выхватил кинжал и поднес клинок к глазам юного грека. — Последний раз говорю. Разговаривая со мной, ты называешь меня господин. Понял?

— Да-да, господин! — проскулил Пандар.

— Так-то оно лучше! — Макрон поднялся. — Теперь бери снаряжение и доложись центуриону на учебной площадке вместе с прочими рекрутами. Подымайся! На ноги, живо!

Пандар вскочил на ноги и поспешил к повозке, с которой оптион вспомогательной когорты и четверо его подчиненных выдавали меч, шлем, панцирь и щит всякому, кого посылали в эту сторону. Макрон повернулся к череде ожидавших мужчин. Очередь по большей части составляли простые горожане, среди которых, впрочем, некоторые были одеты получше. Он прошел мимо всей цепочки, обозревая их, а затем вернулся в тень своего навеса.

— Есть среди вас такие, кто предпочел бы не вставать в боевой строй рядом со мной и с моим героическим другом Пандаром? Ну?

Никто не хотел смотреть ему в глаза, все молчали. Макрон кивнул:

— Это хорошо.

Повернувшись, он подошел к своему табурету, сел за стол и взял в руку стилус.

— Следующий!

Через восемь дней после того как Катон отправился в Александрию, Макрон обедал вместе с сенатором Семпронием и его дочерью. Жиденькое варево из свинины и бобов с хлебом подавал один из немногих оставшихся рабов Гирция; остальные бежали в горы или присоединились к войску бунтовщика Аякса.

Раб, пожилой, согбенный и хрупкий с вида, давно привык помалкивать и не смотреть хозяевам в глаза. Какое-то мгновение Макрон рассматривал его, пытаясь понять, что это значит — вести жизнь раба. Еще ребенком он привык видеть этих людей на улицах Остии и Рима, и потому на самом деле никогда не задумывался о том, что значит быть одним из них. Затем последовали долгие проведенные в армии годы, когда с рабами он сталкивался только во время отпусков. Был еще ряд случаев, когда он видел, как гордых вражеских воинов брали в плен и в цепях отправляли в рабство. Более того, он имел доход от собственной доли в таких пленниках, и полученные за них деньги заслоняли собой участь этих обогативших его людей.